638
Когда я учился в третьем классе, то услышал песню американского исполнителя Джонни Хортона North to Alaska («На север, на Аляску») вместе с его балладой Battle of New Orleans («Битва за Новый Орлеан»). Если не ошибаюсь, в этих песнях британцы сначала рванули к Мексиканскому заливу, а потом, когда увидели Аляску, у них «началась лихорадка». Для меня эти слова оказались пророческими.
Как только я узнал, что среди коренных жителей Аляски есть православные христиане, то тайно решил туда поехать. Ведь там были сосредоточены два явления, вызывавшие у меня интерес, – коренные жители Американского континента и православие, – и, чтобы там побывать, мне даже не нужен паспорт! Аляска – феномен, который я искренне хотел увидеть и изучить.
Узнав, что в августе 1970 года состоится прославление в лике святых одного из первых православных миссионеров, прибывших в Северную Америку из России – отца Германа, – я стал искать возможность там потрудиться, чтобы принять участие в торжествах. Такие события случаются раз в жизни. Я стал писать в различные учреждения и предлагать свои услуги. Те несколько ответов, которые мне поступили, содержали вежливый, но твердый отказ. Мои попытки оказывались безуспешными. Тогда же, по инициативе правительства штата Аляска, в аэропорту Сиэтла установили специальные информационные стойки. Сидящие за ними консультанты отговаривали желающих найти работу от путешествия на Аляску. Перспектива получить вакансию действительно была ничтожной.
И тут вдруг стали происходить удивительные события, как будто был написан специальный сценарий. В том же году один молодой человек, недавно окончивший институт, записался в одну из благотворительных организаций волонтером, и его выбрали для поездки добровольцем в аляскинский город Фэрбенкс, но работа у него не задалась. По дороге домой он остановился в Ситке, которая когда-то была столицей Русской Аляски, и там ему предложили остаться на год, чтобы помочь в работе с молодежью в православном соборе Архангела Михаила, а также в проведении религиозных занятий в школе-интернате Бюро по делам индейцев.
Аляска – феномен, который я искренне хотел увидеть и изучить
За десятки лет до этого в селение Старая Гавань на острове Кадьяк, где в 1784 году русские миссионеры построили первый в Новом Свете православный храм, приехала протестантская миссионерка. Она поступила воспитательницей в детский сад и организовала на дому воскресную школу. Прошло несколько лет, ребята подросли, и миссионерке за это время удалось заразить их своими сектантскими взглядами, она даже готовилась «крестить» некоторых из них, оторвав от православного наследия и прошлого. В результате ее действий в общине произошел раскол. Родные этих детей, православные люди, конечно, были очень опечалены таким развитием событий, но ничего не могли сделать, чтобы воспрепятствовать посещению коллег той миссионерки своего селения и предотвратить религиозное разделение. Это было в 1964 году. Но приезду протестантов помешало крупнейшее землетрясение, обрушившееся на Северную Америку.
Эпицентр землетрясения находился в нескольких сотнях километров от острова Кадьяк, но из-за подземного толчка началось мощнейшее цунами, оно на огромной скорости пронеслось вдоль берегов залива Аляска. Селение Ченига, расположенное намного ближе к эпицентру, было полностью разрушено, и многих его жителей, в том числе детей, которые спасались от волны, унесло в море. Ураган обрушился и на другие поселки, включая Старую Гавань, а также на городок Кресент-Сити, расположенный в тысячах километров от эпицентра, в штате Калифорния. Такого бедствия не случалось на Североамериканском континенте несколько веков.
Жители Старой Гавани бросили дома и устремились вверх, на холмы и в горы, поднимаясь выше уровня моря, чтобы, с одной стороны, обеспечить собственную безопасность, а с другой – иметь возможность беспрепятственно следить за тем, что происходит с их жилищем. Сначала расположенный перед поселком фьорд обмелел, обнажив дно океана: никто из местного населения не ожидал когда-либо наблюдать что-то подобное. Потом вода стала прибывать. Часть деревни оказалась разрушена, школа – снесена с основания, многие дома смыло в море. Затем волна вдруг образовалась с другой стороны селения и направилась прямо к православному Трехсвятскому храму.Чудесным и необъяснимым образом волна разделилась и ударила по обеим сторонам от церкви, совершенно не затронув ее
– Храм сейчас смоет! – закричал кто-то из толпы.
– Нет! Крест его защитит, – выпалил какой-то молодой человек.
Чудесным и необъяснимым образом волна разделилась и ударила по обеим сторонам от церкви, совершенно не затронув ее, поднялась вверх, задела самые высокие постройки и спáла. Последняя, третья, волна ударила по другим домам в Старой Гавани. Все, что осталось от деревни, – это школа, снесенная с бетонного основания, и деревянный, ничем не закрепленный храм в честь трех святителей, который чудом остался цел и невредим. Позднее, когда местные жители добрались до церкви, они обнаружили, что внутри все тоже было цело. Все осталось на своих местах, не упала ни одна свеча.
Затем, когда людей эвакуировали в Анкоридж, они стали обсуждать, возвращаться ли на прежнее место. Разве в прошлом не случались цунами? Может быть, им стоит куда-то перенести деревню? Но старейшины решили, что нет: Бог сохранил храм, значит, Он желает, чтобы они остались и начали с чистого листа.
Те протестантские «крещения», из-за которых в общине мог возникнуть раздор, так и не совершились. Когда воспитательница-миссионерка вернулась в деревню, чтобы забрать вещи, произошел еще один подземный толчок. «Не надо меня в этом винить!» – с гневом прикрикнула она на жителей. Потом она уехала, и больше ее не видели.
Понадобилось некоторое время, чтобы отстроить поселок заново. Пока возводились новые дома, выжившие ютились в палатках. Руководство в свои руки взяло молодое поколение, лидером стал тот юноша, который произнес пророческие слова о храме и кресте. Впоследствии он был выбран мэром поселка и служил общине двадцать семь лет. Свен Хокансон, отец которого был датчанином, а мать – из алеутов, написал епископу в Ситку с просьбой прислать в Старую Гавань священника.Старейшины решили, что, если Бог сохранил храм, значит, Он желает, чтобы они остались и начали с чистого листа
В ответ владыка написал: «Как я могу направить к вам священника, если ему и его семье негде будет жить?»
Свен организовал жителей, они нашли дом, подвели туда электричество и воду, а затем написали владыке: «Им есть где жить. Пожалуйста, направьте к нам священника».
Епископ ответил: «Как я могу послать к вам священника, если у вас нет средств, чтобы содержать его, выплачивать ему жалованье? Как ему выжить, не имея стабильного дохода?»
Свен попросил рыбаков подписать документ, в котором говорилось, что они через свою организацию ежегодно будут выделять на содержание священника определенную сумму. В очередном письме Свен отметил: «У нас есть средства, чтобы выплачивать заработную плату, они лежат на счете в банке. Пожалуйста, направьте к нам священника».
На этот раз владыке пришлось ответить совершенно честно: «Я бы с радостью отправил к вам священника, если бы у меня был кто-то на примете. А дело в том, что у меня никого нет!»
Свен стал рассматривать различные варианты. Он не знал никого, кого бы недавно рукоположили или кто ожидал хиротонию, но разве нигде нет семинарии? Если удастся найти кого-то, кто недавно стал священником, то он, возможно, знает того, кто ждет своей очереди. И Свен написал епископу еще одно письмо с просьбой прислать семинариста.
Владыка, окончивший Свято-Владимирскую семинарию в штате Нью-Йорк давным-давно, не был знаком ни с кем, кто бы учился там в настоящее время. Зато был знаком тот доброволец, которого я упоминал ранее и который остановился у епископа. У него в семинарии учился двоюродный брат. Он предложил послать письмо Свена кузену и пригласить его на Аляску.
Но двоюродный брат оказался коренным ньюйоркцем. Мне однажды встретился парнишка с похожим мировоззрением, мы с ним жили в одной келье. Такие люди полагают, что Нью-Йорк – единственный город на планете, в котором стоит жить. Солнце встает над проливом Ист-Ривер, а садится над рекой Гудзон. Соседний штат Нью-Джерси для них – это запад, они туда никогда не ездят. Отправиться в штат Огайо, преодолев путь в 800 километров, – значит совершить невероятное путешествие, а находящаяся в нескольких тысячах километров Аляска – вовсе что-то невообразимое.
В общежитии келья этого кузена находилась примерно в тридцати метрах от моей, но он и подумать не мог, что я все это время пытался найти возможность поехать на Кадьяк. Он спросил у своих соседей по комнате – они должны были летом вернуться домой. Он зашел во все кельи на этаже и наконец добрался до моей. По сей день помню его слова, будто они прозвучали только что: «Майк, может, ты подумаешь, что я сошел с ума, но ты бы случайно не хотел этим летом съездить на Аляску?» Я чуть не упал со стула!
Две недели спустя я летел в Сиэтл, а оттуда – прямым рейсом на Кадьяк. Там меня встретил отец Макарий Таргонский и отвез к себе домой, я погостил у батюшки пару дней, познакомился с его женой Иветтой, палестинкой, родом из святого града Иерусалима, и их пятью приемными детьми, алеутами. Потом он выкроил время, чтобы сопроводить меня в Старую Гавань, и этому путешествию суждено было стать одним из самых увлекательных в моей жизни.
Мы погрузились в самолет под названием Grumman Goose, он мог садиться и на грунт, и на воду, так как был оснащен специальными шасси, чем-то похожими на поплавок, и двумя огромными винтами. Кроме нас в кабине могли поместиться еще пассажиры, но все место занимал груз. Название самолета[1] очень точно его характеризовало: он ехал по причалу, переваливаясь с одной стороны на другую, как гусь, плюхнулся на воду, затем заработал один двигатель – начал стремительно вращаться винт с нашей стороны, разбрызгивая колоссальные объемы воды, которая попадала на иллюминаторы, и казалось, что мы на подводной лодке. Потом, пока гидросамолет двигался по морской глади вдоль гавани, завелся второй двигатель и последовал такой же водопад. Развив максимальную скорость, «гусь» воспарил.
Тогда я влюбился в эти края, в эти места
Мы пролетали над прекрасными горными вершинами и живописными бухтами с причудливыми алеутскими названиями. Открывавшийся взору пейзаж напоминал мне Грецию, которую я посетил несколькими годами ранее. Вода и небо сияли различными оттенками синего, лес внизу переливался множеством зеленых тонов, в горах по-прежнему лежал снег. Тогда я влюбился в эти края, в эти места.
Наше приземление было столь же необычным. Железная махина шлепнулась на воду, затем, переваливаясь с одной стороны на другую, направилась к пристани и высадила пассажиров на скалистый берег. Самолет вмиг окружили около десяти деревенских детей, ожидавших прибытия своего нового учителя.
Не могу сказать, что появление этих детей меня разочаровало, но точно удивило. Они все говорили по-английски, все казались обычными, были одеты в привычную американскую одежду. Они ели гамбургеры и пиццу, играли в баскетбол, жевали жвачку – как и все американские дети. На первый взгляд казалось, что у нас не возникнет каких-либо языковых или культурных трудностей. «На Аляске живут обычные дети, такие же, как в других городах США», – ошибочно заключил я. Но мне довелось приехать в город, каких на земле больше нет: отсюда берет начало письменная история Аляски. Оказался я здесь благодаря одному добровольцу, у которого не задалась работа в Фэрбенксе и он очутился в Ситке, его двоюродному брату, который не хотел расставаться с Гудзоном, и, что не так очевидно, сильнейшему землетрясению и цунами.
Моя задача заключалась в управлении школой для детей-алеутов. Поскольку пригласили меня, студента православной семинарии, я понял, что обучение подразумевает изучение христианских тем, что, конечно, так и было. К концу августа, когда мне нужно было возвращаться в Нью-Йорк, чтобы продолжить учебу на втором курсе, мои ученики по памяти читали и исполняли различные песнопения на алеутском, церковнославянском и английском языках. Перед моим отъездом ко мне подошли сельские старейшины и сказали: «Мы так счастливы, Майкл, что наконец все удалось сделать как надо».
И только в тот момент я осознал, что преподавание в алеутской школе подразумевало большее, чем просто изучение Библии и богослужебного пения. Община хотела остаться верной традиции чтения, письма и совершения служб на языках своих предков – алеутском, русском, а теперь и английском. Это было их наследие, и в его сохранении и передаче подрастающему поколению люди искали поддержки Церкви. Я поехал на север, на Аляску, и это путешествие обернулось для меня дорогой на север и в будущее. Здесь я проведу оставшуюся часть жизни и почти все время своего священства, учась у чудесного и прекрасного коренного народа Аляски – алеутов, служа им по мере сил.
Из книги протоиерея Михаила Олексы
«Чудеса каждый день. Рассказы о Промысле Божием»
Протоиерей Михаил Олекса
[1] В английском языке слово goose означает «гусь». — Примеч. пер.