Начало фронтального наступления Советской власти на Церковь

Московская Сретенская  Духовная Академия

Начало фронтального наступления Советской власти на Церковь

Олег Стародубцев 4121



Непредсказуемость отношений между новой властью и религией, между Церковью и государством в 20-е годы XX века можно понять лишь в контексте глубинного переплетения новизны и традиционности, что является характерной чертой всей истории России, в том числе и в эпоху начавшегося, так сказать, советского эксперимента. Именно в этот период Церковь, сбросив оковы Синодального управления и оставив в прошлом двухсотлетний гнет светской власти над ней, обрела канонически поставленного Патриарха. Именно Патриарх снова стал главным в истории Русского Православия Нового времени. С юридической точки зрения, Патриаршество было реальным воплощением канонической законности и единства Церкви.

В начале 1920-х годов Церковь, во главе которой стоял признанный и авторитетный Предстоятель, фактически осталась единственным крупнейшим общественным институтом, представлявшим альтернативу власти большевиков. Кроме того, марксистский тезис о том, что если лишить религию государственного финансирования, то она самоликвидируется как нежизнеспособный институт, оказался глубоко ошибочным. Представители высшего духовенства, монашествующие, духовенство и миряне во главе с канонически поставленным Первосвятителем дали отпор большевистским потугам на законность пребывания последней в России.

К началу 1921 года Советское правительство всё отчетливей стало понимать, что политика жесткого так называемого «военного коммунизма» малоэффективна, и 15 марта на X съезде РКП(б) принимается так называемая политика НЭПа. Новая политика впоследствии дала позитивные плоды и во многом способствовала восстановлению разоренного внутренними противоречиями народного хозяйства, при этом была скорректирована и основная политика в отношении Церкви. По этому случаю вождь большевиков В.И. Ленин в своих публичных выступлениях и статьях часто применял дарвиновскую формулу «Лучше меньше, да лучше», усматривая в этом парафразе идеи естественного отбора[1].

Власти большевиков были крайне необходимы иные методы и рычаги воздействия для полного уничтожения Церкви как таковой. На втором этапе, который продлился до начала Великой Отечественной войны, большевиками будет применен новый метод «работы» с Церковью. Всеми террористическими операциями против Церкви будет заниматься так называемый 6-й отдел ОГПУ под руководством Е.А. Тучкова[2]. В дополнение к нему в 1922 году создается Антирелигиозная комиссия Политбюро ЦК РКП(б), которую возглавлял в течение восьми лет Е.М. Ярославский; который, продолжая ленинский тезис, говорил: «Борьба с религией — “наша государственная работа”»[3].

В конце 1921 и в начале 1922 года в советской официальной печати фактически было признано начало религиозного возрождения. Подобное явление принципиально не устраивало большевистскую власть, которая ждала того, что церковная структура рухнет в первые годы, лишившись материальной базы. Однако этого не произошло, а разочарование в плодах революции, в первую очередь среди интеллигенции, всё нарастало. Начинается новый виток всевозможных репрессивных мер, так называемая фаза дифференциации между религиями, сектами и расколами[4].

С 1922 года из-за болезни В.И. Ленин всё меньше погружается в начатое им и его соратниками дело борьбы с религией. В отношении религии наиболее радикальную политику проводил Е.М. Ярославский, в отличие от более либеральной, которую предлагал В.Д. Бонч-Бруевич[5]. Именно он был инициатором и многолетним руководителем Союза воинствующих безбожников (СВБ), при котором в 1922 году стали выпускать газеты «Безбожник», «Атеист» и пр. Члены этого Союза, без видимого участия властей, должны были организовывать импровизированные налеты на храмы, устраивать показательные сожжения икон и книг и таким образом вести идеологическую пропаганду в первую очередь среди молодежи. В это же время была создана Комиссия, в компетенцию которой входило проведение в жизнь отделения Церкви от государства. До конца 20-х годов эту Комиссию возглавлял П.А. Красиков, который в 1922 году был еще назначен на должность прокурора Верховного суда. «Таким образом, государство создало мощную и эффективную машину для борьбы с Церковью. Все религиозные организации были взяты под тотальный надзор»[6].

Последствия Первой мировой и Гражданской войн, политика «военного коммунизма» привели сельское хозяйство во многих регионах страны к полному упадку. И без того сложная ситуация усугубилась сильной засухой и вследствие того неурожаем в 34 губерниях юга РСФСР (с 1922 года). Неурожаями в этом обширном регионе (Казанская, Самарская, Саратовская, Симбирская Уфимская губернии) в конце XIX — начале XX века были отмечены 1892–1893 годы, 1898–1899 годы, 1911–1912 годы[7].

Первыми, кто откликнулся на бедственное положение крестьянства в Поволжье, стали представители духовенства Русской Церкви. Патриарх Тихон встретился в августе 1921 года с писателем М. Горьким, который выступил в роли посредника между Церковью и властью. Получив одобрительные санкции, сразу после этого Патриарх Тихон обратился с посланием к клиру и пастве, в котором призывал верных чад Русской Церкви, а также верующих иных конфессий оказать гуманитарную помощь губерниям, терпящим крайние нужды. Вскоре под председательством Патриарха Тихона был создан Помгол, который энергично взялся за гуманитарную работу. Работа в приходских храмах была отлажена. Вот как описывает эти события один из очевидцев: «Сборы средств производились по церквям за воскресными и праздничными богослужениями на тарелку членами приходских советов. По окончании сбора пожертвования записывались в ведомость по прилагаемой форме, включая пожертвованные вещи, и передавались церковному старосте на хранение, который передавал их по инстанции, при этом сборы велись достаточно оперативно»[8].

Совершенно неожиданно для властей, Церковь оказалась в центре внимания не только российской, но и мировой общественности. Святейший Патриарх разослал послания о помощи всем правящим епископам, которые в свою очередь довели тезисы послания до благочинных, настоятелей храмов и паствы. На это послание откликнулась паства, и поток денежных средств стал быстро возрастать. Однако это в корне не устраивало большевистскую власть, и Декретом ВЦИК Комитет помощи голодающим был распущен, а денежные средства конфискованы[9]. Вместо этого органа была создана государственная Комиссия помощи голодающим при ВЦИКе, которая взяла на себя контроль и распределение денежных средств и продуктов питания. Необходимо отметить, что материальные средства и ценности продолжали поступать от отдельных верующих и целых приходов во всё время голода в Поволжье, что вызывало крайнее недовольство советских властей.

ВЦИК своим секретным декретом от 21 декабря 1921 года дал разрешение на конфискацию ценностей из монастырских и приходских храмов в помощь голодающим[10]. Очень весомый повод для быстрого пополнения государственной казны был найден, при этом никаких инструкций о передаче денежных средств голодающим после изъятия ценностей у Церкви речи не шло. Подтверждением этому служит всё тот же секретный документ ВЦИК, в котором предписывается: «высоко художественные ценности передавать в отделы по делам музеев; изделия из драгоценных металлов отправлять в Гохран; остальное имущество передавать в распоряжение местных Советов власти»[11].

С начала 1922 года кампания по изъятию ценностей у Церкви набирает поистине большевистский размах, одна за другой появляются статьи в советской прессе, заголовки которых говорят сами за себя. Из них отметим для наглядности «Церковные богатства и голод», «Голод и контрреволюция» и пр. Вместе с этим 2 января 1922 года Президиум ВЦИК принял секретное Постановление «О ликвидации церковного имущества», по которому всё имущество Церкви подлежало учету и закреплению за различными государственными структурами[12].

В начале февраля 1922 года Патриарх Тихон получил от руководства ЦК Помгол «Положение о возможном участии духовенства и церковных общин в деле оказания помощи голодающим»[13]. Патриарх Тихон в тех исторических условиях и реалиях, понимая весь трагизм нарастающих событий, 19 февраля обратился к клиру и православной пастве с воззванием. Святейший Патриарх призвал приходские общины и церковно-приходские советы жертвовать любые предметы из драгоценных металлов в помощь голодающим, если они не имеют богослужебного употребления[14]. Такая постановка вопроса не устраивала власти, так как фактически могла способствовать консолидации разных общин, объединенных общим делом, да и контроль за поступающими средствам от приходов значительно усложнил процедуру их юридического оформления.

В этих условиях уже 23 февраля 1922 года был издан Декрет «О порядке конфискации церковных ценностей, которые находятся в использовании групп верующих»[15]. В семидневный срок местные Советы власти должны были представить в вышестоящие инстанции копии всех описей и договоров с приходскими советами. Становилось очевидным, что под лозунгами помощи голодающим Советское правительство проводило очередную полномасштабную операцию по уничтожению всего церковного института[16].

Обобщая исторические исследования касательно проведения кампании по изъятию церковных ценностей, необходимо обратить внимание на то, что в первые два месяца работа была плохо отлажена и могла способствовать тому, что приходские советы укроют главные ценности, о чем неоднократно докладывал в своих письмах Л.Д. Троцкий В.И. Ленину. При этом вина за нерасторопность им возлагалась на соратников по партии — Лебедева, Красикова, Сосновского[17].

Голод в Поволжье был ловко использован новой властью для фактического поддержания своего режима, о реальной помощи страдающему населению речи не шло. В.И. Ленин в своем письме от 19 марта 1922 года В.М. Молотову писал: «Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов)…»[18]. Фактически В.И. Ленин ставил перед Политбюро архиважную задачу «изъять и разгромить» всю церковную структуру: от приходского храма до митрополий[19]. То же было сказано и в секретной записке, отправленной Л.Д. Троцким В.И. Ленину: «Кампания по поводу голода для этого выгодна, ибо заостряет все вопросы на судьбе церковных сокровищ»[20].

События на местах после начала этой кампании были более чем трагичны. Среди прочих, как наиболее яркое, можно вспомнить событие изъятия ценностей в Москве, Петрограде, Смоленске, Шуе, Калуге, Киеве, Нежине, Вологде, Симбирске[21]. Из трагических событий в Шуе власти извлекли практический урок. Перед непосредственным изъятием церковных ценностей в городах устраивали специальные марши вооруженных красноармейцев, которые несли плакаты с текстами подобного содержания: «Церковные ценности для спасения жизни голодающих» или «Все церковные ценности направить на закупку хлеба и семян для спасения пострадавших от голода крестьян Поволжья»[22]. Кроме того, специальные лекторы-агитаторы выступали на площадях с призывами помочь голодающим. Эти мероприятия имели определенный успех, но в народной среде очень быстро за членами комиссий по изъятию ценностей закрепилось расхожее выражение — «ловцы жемчуга».

К поздней осени 1922 года кампания по изъятию церковных ценностей в СССР фактически была завершена. Однако ее результаты были более чем скромными по сравнению с тем, что ожидалось. Согласно опубликованным 4 ноября 1922 года данным, по всему Союзу было изъято: «золота 32 п. 32 ф., серебра 23.997 п. 23 ф., бриллиантов 35.670 шт., пр (очие) др (агоценные) камни 71.762 шт., жемчуга 14 п. 32 ф., золотой монеты 3.115 руб., серебряной монеты 19.155 руб., различ (ных) драгоценных вещей 52 п. 30 ф… Всего по приблизительному подсчету на сумму 4650810 руб. 67 коп.»[23]. После денежной реформы 1922 года эта сумма составляла почти 7 млрд новых советских рублей, но полученные средства от изъятия церковных ценностей действительно были «ничтожны», что заставило партийных лидеров искать «виноватых» в своих неудачах[24].

Параллельно с кампанией по изъятию церковных ценностей проводилась в жизнь кампания по расколу Церкви изнутри. Для этого власть большевиков вновь вспомнила о неких новаторах в церковной жизни. Стоит отметить, что еще в 1919 году священник А. Введенский предлагал свои услуги властям с целью изменения политического курса церковной жизни. В тот момент их услуги были власти не нужны, а Л. Троцкий презрительно называл их «сменовеховцами»[25]. Однако несколько позднее об обновленцах власти вспомнили.

Именно Л.Д. Троцкий, выступая на заседании Политбюро, убедил всех в том, что Церковь можно разрушить только внутренним расколом — обновленчеством. По мнению исследователя личности Л.Д. Троцкого В.А. Алексеева, именно от него исходили в это время «всë новые и новые идеи и предложения о наступлении на “церковных мракобесов”»[26]. В своем письме, адресованном членам Политбюро ЦК РКП(б), Л.Д. Троцкий 14 мая 1921 года писал: «Сейчас, однако, главная политическая задача состоит в том, чтобы сменовеховское духовенство не оказалось терроризированным старой церковной иерархией. Отделение Церкви от государства, нами раз и навсегда проведенное, вовсе не означает безразличия государства к тому, что творится в Церкви как в материально-общественной организации...»[27].

Идея о создании обновленческой Церкви была поддержана В.И. Лениным и членами ЦК РКП(б). Ф.Э. Дзержинский, выступая в дискуссиях по этому вопросу, настаивал на том, что «церковную политику развала должна вести ВЧК, а не кто-либо другой. Официальные или полуофициальные сношения партии с попами недопустимы… Лавировать может только ВЧК для единственной цели разложения попов»[28].

Начинается экстренное создание новой церковной структуры, которая выступит альтернативным проектом канонической Церкви[29]. Большевики сразу предоставили обновленческому расколу официальный статус и всяческую административную поддержку. В сложных условиях информационной изоляции и административной неразберихи на начальном этапе части церковной иерархии и духовенству казалось, что легальный выход из сложнейшего положения Русской Церкви был найден. Принял обновленчество, пусть и на малое время, авторитетнейший богослов и иерарх Церкви митрополит Владимирский и Шуйский Сергий (Страгородский), в последствии Патриарх.

Приняв обновленчество как инструмент развала церковной структуры изнутри, власти начинают широкомасштабную кампанию в регионах страны. Уже летом 1922 года появилось циркулярное уведомление, предписывающее немедленно создавать в епархиях новые епархиальные управления, которые бы признавали власть ВЦУ. Возглавить эти структуры должны были новые архиереи из лиц, «принадлежащих к прогрессивному белому духовенству, коим и надлежит принять все меры к освобождению приходского белого духовенства от зависимости его от контрреволюционных элементов общества»[30]. При каждом таком новом епархиальном управлении был специальный представитель от ВЦУ, с неограниченными полномочиями над приходами, да и самим архиереем.

Активно поддерживаемые большевиками, «живоцерковники», казалось, добились определенных успехов в регионах. Так, к концу лета 1922 года из 97 правящих архиереев власть обновленцев признали 37, 36 выступили против и 24 не высказали своего мнения. В октябре 1922 года, подводя некие итоги деятельности ГПУ, Е.А. Тучков докладывал: «Пять месяцев тому назад в основу нашей работы по борьбе с духовенством была поставлена задача… Для этого была образована так называемая «Живая Церковь», состоящая преимущественно из белых попов, что дало нам возможность поссорить попов с епископами, примерно как солдат с генералами»[31].

Достаточно красноречив «сов. секретно» документ «Протокол №2 заседания комиссии по проведению отделения Церкви от государства» от 31 октября 1922 года. В одном из пунктов которого, в частности, говорится: «Провести через ВЦУ повсеместное публичное признание Советской власти приходскими советами… выполнить это до 1 января 1923 года. Предложить ГПУ поставить хорошо дело с компрометацией попов здесь и на местах»[32].

С санкции Советской власти, подражая во всех внешних атрибутах Поместному Собору 1917–1918 годов, 29 апреля в Храме Христа Спасителя открывается «Собор». В положении о «Соборе» членами обновленческого ВЦУ было заявлено: «Поместному Собору 1923 года предстоит освободить Православную Русскую Церковь от материальной и идейной зависимости от объединения мирового капитала и его представителей в России и обеспечить ей действительную возможность служить нравственному пробуждению Русского общества»[33].

Обновленчество и его лидеры были мало авторитетны и никак не могли повлиять на устои внутреннего уклада Церкви, но вот при полной поддержке новой власти большевиков, получив юридическую платформу, подобная структура быстро внедряется в церковную жизнь канонической Церкви. Как отмечает протоиерей Георгий Митрофанов, «НЭП создал иллюзию возможности нормальной жизни при большевиках. Участие населения в церковной жизни становилось всё менее значительным, а позиции обновленцев в период 1922–1923 годов при поддержке государства усиливались»[34].

Суть этой обновленческой организации и ее задачи, сформулированные в управлении ГПУ, наглядно проявились в решениях так называемого «Собора». «Анализ… партийных и чекистских документов однозначно свидетельствует, что реальные механизмы подготовки и проведения обновленческого Поместного Собора 1923 года находились в руках высших руководителей страны и подконтрольных им специальных органов», — аргументированно отмечает историк С.Г. Петров[35]. В этот исторический момент движение обновленцев было поддержано Константинопольским и другими Восточными Патриархатами корыте преследовали исключительно свои политические интересы, что нанесло новый серьезный удар по канонической Церкви.

Патриарха Тихон, находившийся под арестом по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей, был уведомлен о начале работы «Собора». Среди «деяний» «Собора» было осуждение законно избранного на Всероссийский престол Патриарха Тихона (Белавина), лишение его всех духовных званий, даже монашества, и возвращение его «в первобытное мирское положение»[36]. С канонической стороны этот «Собор» нельзя назвать даже ничтожным, решения его Патриарх не признал.

Вскоре власти большевиков пришлось несколько поменять свои методы борьбы с Церковью, ради того чтобы мировое сообщество приняло их в круг «цивилизованных народов»[37]. Чтобы как-то исправить ситуацию и создать перед европейским сообществом видимость соблюдения прав всех основных религиозных сообществ, в июне 1923 года Патриарха выпускают из-под ареста.

Патриарх Тихон, выйдя на свободу, 28 июня обратился с воззванием к архипастырям, пастырям и всем чадам Русской Церкви, в котором вновь принял на себя управление Церковью. 15 июля было опубликовано послание Патриарха Тихона, в котором он решительно осудил обновленцев и их «Собор», который не имел никакой канонической силы[38].

В условиях крайней неразберихи и прямого, крайне жесткого давления советских властей, как свидетельствует историк Д.В. Поспеловский, к концу 1922 года в стране обновленцами было захвачено 66% приходских храмов, но к ноябрю 1924 года у них осталось только 30%[39].

Параллельно с изъятием церковных ценностей и внедрением обновленческого раскол, власти вели активные работы по системному налогообложению приходских храмов и духовенства. В августе 1922 года была опубликована очередная инструкция ВЦИК с правилами «О регистрации религиозных общин», которая установила новые нормы для руководства на приходах. До этого времени настоятель являлся хотя и очень условно, но вполне легитимным руководителем религиозной общины. Теперь, чтобы зарегистрировать религиозную общину для совершения богослужения в храме, предписывалось составить опись имущества и заключить с местными властями договор об аренде храмового здания. Типовой договор состоял из трех частей (экономической, политической и способов упразднения общины). За нарушение условий данного договора выборные представители прихода несли уголовную ответственность. Фактически все юридические вопросы приходских храмов и духовенства попадали под полный контроль местных органов управления, которые в свою очередь по любому поводу могли расторгнуть с общиной договор и изъять из ее пользования здание храма.

В 1923 году власти приступили к повсеместной кампании по регистрации всех религиозных общин. В кратчайшие сроки (30 суток) все общины обязаны были представить в местные органы власти заявления о регистрации, устав, список духовенства и членов общины. При заключении договора между приходским советом и органами власти храмовые постройки передавались общине в бесплатное пользование, а всё имущество подлежало налогообложению. В 1927 году регистрация и перерегистрация всех общин на территории СССР прекратилась, что фактически привело к их ликвидации.

Согласно инструкции от 27 апреля 1923 года, конфискация храма у общины верующих могла произойти, если в ее «двадцатке» состояли антисоветские элементы или здание храма было востребовано для иных нужд местных органов власти. Совершенно очевидно, что два эти пункта фактически лишали религиозные общины всех прав на храмовое сооружение, а местные власти в этом случае получали неограниченные полномочия.

27 февраля 1923 года ВЦИК, обсудив вопрос о налоговом обложении Церкви, постановил: «Патентное и арендное обложение — отменить. Практическое проведение сего поручается т. Красикову»[40]. В июне того же года Наркомат юстиции издал инструкцию, в которой говорилось, что, «вследствие отделения Церкви от государства и приравнивании церковных и религиозных обществ к частным обществам, служители культа подлежат общим со всеми гражданами налогам (в том числе и подоходно-имущественному), которые уплачивают по тем же ставкам и основаниям»[41]. В сентябре 1923 года Наркомат юстиции утвердил взимание арендной платы за землю, которая находится под храмовыми постройками, по ставкам, установленным для частновладельческих усадебных земель[42].

Спровоцированный хаос в вопросах взимания налогов был на руку большевистскому руководству, так как фактически санкционировал налоговый беспредел на местах. Подобная ситуация была неоднозначно воспринята и главой Церкви. После своего освобождения, без промедлений, 12 апреля 1924 года Патриарх Тихон подает протест на имя председателя ЦИК СССР М.И. Калинина и 8 мая — председателю СНК СССР А.И. Рыкову. В своем обращении Патриарх указывает на то, что декларируемые Советской властью законы об отделении Церкви от государства на местах принципиально игнорируются, «с храмов, как строений, требуют особые налоги, причем иногда в срочном порядке, угрожая чуть ли не расторжением договора»[43].

Этот период отмечен также усилением антицерковной пропаганды под руководством ведомства Е.М. Ярославского. Антицерковная пропаганда была направлена в первую очередь на молодежь и подрастающее поколение. «Освобождение детей от реакционных влияний их родителей, — писал Н. Бухарин, — составляет важную задачу пролетарского государства. Радикальное средство — общественное воспитание детей, проведенное в полном объеме… Только при такой массовой переделке людей, только при такой установке строительных кадров мы можем в наиболее короткие сроки выполнить всемирно-исторические задачи»[44].

Для решения этих задач используются все возможные на тот момент средства массовой информации. Если в 1922 году было выпущено 15 антирелигиозных изданий, то за квартал 1923 года уже 27. После Революции за 15 лет было издано 1700 наименований антирелигиозной литературы общим тиражом 40 млн экземпляров[45]. Особенно часто для ослабления религиозных настроений трудящихся масс применялся кинематограф. В новых центрах советской культуры один за другим показывали документальные фильмы о вскрытии мощей российских чудотворцев, показательные «красные крестины» и пр. Широкую работу вели и специальные агитбригады самодеятельных театров: «на местах создаются кружки для подготовки пропагандистов-антирелигиозников, в каждом районе для Нардома предполагается отпустить по “волшебному фонарю”, который сумеет отвлечь крестьян от поповщины»[46]. Однако стоит привести фрагмент документа, датируемый не позднее мая 1925 года: «Среди верующих на приходах замечается сильный рост индифферентности. Атеизм и сектантство особого успеха не имеют. Похорон без отпеваний, рождений без крещений, браков без венчаний бывали только отдельные случаи. Может быть, наберется 1%»[47].

Подводя некий итог этого исторического периода и положения Церкви в условиях Советской власти, стоит отметить, что в некоторых местах, хотя и на небольшой исторический срок, удалось создать благочиннические советы, которые были определены «Положением о епархиальном управлении» Поместным Собором Русской Церкви 1917–1918 годов. В этих   исторических условиях благочиннические советы пытались установить правильные отношения между пастырями и мирянами, сближая духовенство и прихожан. Подобные советы, хоть и далеко не повсеместно, просуществовали до начала 30-х годов XX века, пока не начались массовые репрессии и закрытие церквей.

Однако бóльшую эффективность, если так можно сказать об этом времени, имели приходские советы. Приходские советы, согласно Соборному Положению, создавались при каждой церкви. Совет фактически являлся постоянно действующим исполнительным органом отдельного прихода, проводящим в жизнь решения епархиальной власти, настоятеля храма и приходского собрания. Возглавлял приходской совет настоятель храма, ему помогали помощник (староста) и казначей. На основании Положения председатель приходского совета имел полномочия: принимать и увольнять с работы, распоряжаться имуществом и денежными средствами прихода, представлять приход в судебных инстанциях, осуществлять контакты с государственными органами; имел право первой подписи банковских и иных финансовых документов и пр. Контроль за финансовой и хозяйственной деятельностью приходского совета была призвана осуществлять ревизионная комиссия, которая состояла из председателя ревизионной комиссии и двух членов, избранных приходским собранием. В свою очередь ревизионная комиссия отчитывалась перед приходским собранием.

В сложной, а порой и критической исторической ситуации приходская жизнь со времени введения приходских советов не улучшилась. В большинстве случаев приходские советы не могли выполнять свою роль, которая возлагалась на последние надеждами Поместного Собора, исторические реалии были совершенно иными.

Делая поспешные выводы, в декабре 1923 года Е.А. Тучков докладывает руководству СССР следующее: «“Церковь как единый аппарат не существует”, она разбита на “враждующие группы, волей-неволей вынужденные заискивать перед властью”»[48]. И действительно, взаимоотношения Церкви и новой власти были крайне сложными, а порой и трагическими. Стоит признать и то, что, сохраняя церковный институт как единое целое, Патриарху Тихону приходилось идти на временные уступки властям. Это, в частности, касается перехода на новый, Григорианский, стиль богослужебной жизни. При этом, понимая всю сложность и неоднозначность положения Патриарха и во всём поддерживая его, «пастыри и паства упорно “держались”»[49]. Попытки заменить церковные праздники революционными в Московской губернии практически провалились. Вследствие чего ЦК РКП(б) 12 февраля 1925 года постановил признать «нецелесообразным замену религиозно-бытовых праздников революционными»[50].

В целом, успехи Советской власти в попытке максимально дискредитировать и ослабить Церковь оказались весьма незначительными, их даже можно назвать локальными. Насильственное изъятие ценностей, внедрение обновленческого раскола и всевозможные юридическо-правовые препоны не смогли разрушить церковный институт, хотя «успехов» можно отметить весьма значительное количество.

Важным фактором в этот момент стало и то, что в первую очередь интеллигенция отчетливо стала понимать фактические задачи новой власти. Всё это способствовало консолидации вокруг Церкви, пастырей и внутреннего уклада церковной жизни, которые на протяжении многих столетий были основой жизни всего русского общества.


[1] Касатонов В.Ю. Лжепророки последних времен. М., 2017. С. 119.

[2] Федирко О.П. Государство и религия на Дальнем Востоке в 1920-е годы. // Свобода совести в России. Исторический и современный аспекты. Вып. 14. Владивосток, 2018. С. 175.

[3] Поспеловский Д. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М., ББИ, 1996. С. 274.

[4] Крапивин М.Ю. Дискуссия о создании «советской» Православной Церкви в руководящих кругах большевистской партии и Советского государства (1919–1921 годы). // Новейшая история России, 2016. № 2. С. 277-298. Поспеловский Д. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М., ББИ, 1996. С. 274.

[5] Федирко О.П. Государство и религия на Дальнем Востоке в 1920-е годы. // Свобода совести в России. Исторический и современный аспекты. Вып. 14. Владивосток, 2018. С. 173.

[6] Федирко О.П. Государство и религия на Дальнем Востоке в 1920-е годы. // Свобода совести в России. Исторический и современный аспекты. Вып. 14. Владивосток, 2018. С. 176.

[7] Козловцева Е.Н. Московские общины сестер милосердия в XIX — начале XX века. М., 2010. С. 184.

[8] Зима В.Ф. Русская Православная Церковь во времена голода 1921–1922 годов в Советской России. // Церковь в истории России. Сборник 10. М., 2015. С. 99.

[9] Русская Православная Церковь XX век. М., 2008. С. 141.

[10] Христофоров В.С. История советских органов госбезопасности 1917–1991 годов. М., 2005. С. 110.

[11] Заерко А.Л. История Белорусской Церкви. Поруганное Православие 1917–1939 годов. Смоленск, 2013. С. 69.

[12] Петров С.Г. Русская Православная Церковь времени Патриарха Тихона. Новосибирск, 2013. С. 55.

[13] Зима В.Ф. Русская Православная Церковь во времена голода 1921–1922 годов в Советской России. // Церковь в истории России. Сборник 10. М., 2015. С. 101.

[14] Христофоров В.С. История советских органов госбезопасности 1917–1991 годов. М., 2005. С. 110.

[15] Русская Православная Церковь XX век. М., 2008. С. 145; Заерко А.Л. История Белорусской Церкви. Поруганное Православие 1917–1939 годов. Смоленск, 2013. С. 70.

[16] Зима В.Ф. Русская Православная Церковь во времена голода 1921–1922 годов в Советской России. // Церковь в истории России. Сборник 10. М., 2015. С. 101.

[17] Петров С.Г. Русская Православная Церковь времени Патриарха Тихона. Новосибирск, 2013. С. 57.

[18] «Известия ЦК КПСС». № 4,1990. С. 191–193; Заерко А.Л. История Белорусской Церкви. Поруганное Православие 1917–1939 годов. Смоленск, 2013. С. 71.

[19] Петров С.Г. Русская Православная Церковь времени Патриарха Тихона. Новосибирск, 2013. С. 69.

[20] Зима В.Ф. Русская Православная Церковь во времена голода 1921–1922 годов в Советской России. // Церковь в истории России. Сборник 10. М., 2015. С. 103.

[21] Христофоров В.С. История советских органов госбезопасности 1917–1991 годов. М., 2005. С. 111.

[22]Зима В.Ф. Русская Православная Церковь во времена голода 1921–1922 годов в Советской России. // Церковь в истории России. Сборник 10. М., 2015. С. 100.

[23]Зима В.Ф. Русская Православная Церковь во времена голода 1921–1922 годов в Советской России. // Церковь в истории России. Сборник 10. М., 2015. С. 108;

[24] Петров С.Г. Русская Православная Церковь времени Патриарха Тихона. Новосибирск, 2013. С. 109; Зима В.Ф. Русская Православная Церковь во времена голода 1921-1922 гг. в Советской России. // Церковь в истории России. Сборник 10. М., 2015. С. 109.

[25] Заерко А.Л. История Белорусской Церкви. Поруганное Православие 1917–1939 годов. Смоленск, 2013. С. 97.

[26] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1991. 191–222.

[27] Русская Православная Церковь XX век. М., 2008. С. 153.

[28] Крапивин М.Ю. Дискуссия о создании «советской» Православной Церкви в руководящих кругах большевистской партии и Советского государства (1919–1921 годы). // Новейшая история России. 2016. № 2. С. 277–298; Заерко А.Л. История Белорусской Церкви. Поруганное Православие 1917–1939 годов. Смоленск, 2013. С. 97.

[29] Поспеловский Д. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М., ББИ, 1996. С. 240.

[30] Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь в XX веке. СПб., «Вече», 2010. С 89.

[31] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917–1945 годов. YMCA-PRESS, 1977. С. 234.

[32] Поспеловский Д. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М., ББИ, 1996. С. 251.

[33] Православная энциклопедия Т.10. М., Церковно-научный центр, 2005. С. 104–106.

[34] Митрофанов Георгий, прот. Русская Православная Церковь на историческом перепутье XX. М., Арефа, 2011, C. 32.

[35] Перов С.Г. Русская Православная Церковь времени Патриарха Тихона. Новосибирск, 2013. С. 214.

[36] Поспеловский Д. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М., ББИ, 1996. С. 247; Перов С.Г. Русская Православная Церковь времени Патриарха Тихона. Новосибирск, 2013. С. 212.

[37] Федирко О.П. Государство и религия на Дальнем Востоке в 1920-е годы. // Свобода совести в России. Исторический и современный аспекты. Вып. 14. Владивосток, 2018. С. 174.

[38] См. подробнее: Петров С.Г. Русская Православная Церковь времени Патриарха Тихона. Новосибирск, 2013. С. 113–114; Русская Православная Церковь XX век. М., 2008. С. 173.

[39] Поспеловский Д.В. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М., ББИ, 1996. С. 254.

[40] Петров С.Г. Русская Православная Церковь времени Патриарха Тихона. Новосибирск, 2013. С. 173.

[41] Гидулянов П.В. Отделение Церкви от государства. М., Юрид. Изд., 1924. С. 310.

[42] Гидулянов П.В. Отделение Церкви от государства. М., Юрид. Изд., 1924. С. 200.

[43] Петров С.Г. Русская Православная Церковь времени Патриарха Тихона. Новосибирск, 2013. С. 178.

[44] Бухарин Н. Реконструкционный период и борьба с религией. М., «Безбожник», 1929. С. 78.

[45] Заерко А.Л. История Белорусской Церкви. Поруганное Православие 1917–1939 годов. Смоленск, 2013. С. 295.

[46] Заерко А.Л. История Белорусской Церкви. Поруганное православие 1917–1939 годов. Смоленск, 2013. С. 296.

[47] Заерко А.Л. История Белорусской Церкви. Поруганное Православие 1917–1939 годов. Смоленск, 2013. С. 319.

[48] Губкин О. Русская Православная Церковь под игом богоборческой власти в период с 1917 по 1941 годы. СПб, СПбДА, кафедра церковной истории, 2006. С. 147.

[49] Заерко А.Л. История Белорусской Церкви. Поруганное Православие 1917–1939 годов. Смоленск, 2013. С. 163.

[50] Петров С.Г. Русская Православная Церковь времени Патриарха Тихона. Новосибирск, 2013. С. 160.