Московская Сретенская  Духовная Академия

Диакон Максим Скворцов 04.09.2018 13042

Большевики пытались сделать все, чтобы уничтожить Церковь, дойдя в конечном итоге до ареста и суда над Патриархом. Свт. Тихон стоял в этой борьбе до последнего. И русская эмиграция не оказалась в стороне, пытаясь всеми силами помочь Православной Церкви в России. Автором данной статьи собраны и систематизированы материалы относительно действий русских за рубежом в 20-е гг. XX в., представленные в работах А. В. Урядовой, Е. В. Ивановой и И. А. Стратонова.

Политика большевиков в отношении Русской Православной Церкви

В течение двадцати веков люди старались приспособить христианство к истории, а чаще, бывало, и сочиняли свое христианство, которое было удобно для мира и позволяло миру убивать мир. Деятельность большевиков не стала исключением. Они, в борьбе за строительство нового рая, поставили задачу упразднить христианство: сначала Церковь отделить от государства, забрать все церковные ценности, а затем уничтожить и саму религию. Для достижения цели был выбран марксизм, как своего рода ересь, очищенная от мысли и о Боге, и о человеке[1].

Так отзывался эмигрант Николай Сергеевич Трубецкой о современной политической жизни в России: «Советская власть, думающая прежде всего о самосохранении, сумела создать такой режим, при котором голодное и обезоруженное население способно, в лучшем случае, лишь к мелким местным бунтам, отчасти подавляемым силою, отчасти пресекаемым "взрывом изнутри" благодаря искусной системе пропаганды и провокаций. Сколько-нибудь крупное антибольшевистское движение невозможно без деятельной и серьезно проведенной до конца иностранной поддержки. Добровольное ослабление советского режима возможно лишь при том условии, если советская власть получит возможность гарантировать свою неприкосновенность каким-нибудь другим способом, например, каким-нибудь прочным и надежным соглашением с иностранцами, без помощи которых свержение этой власти все равно невозможно. Итак, установление в России сколько-нибудь сносных условий жизни, обеспечение безопасности и материальных нужд населения, возможно лишь при условии помощи иностранцев, иностранного вмешательства. Под именем "иностранцев" разумеются, конечно, те "великие державы", которые вели мировую войну»[2].

Усиление идеологической борьбы во всех сферах жизни общества повлекло к столкновению власти и Церкви ― начало положил декрет ВЦИК от 23 февраля 1922 г. «Об изъятии церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих»

Отношения Церкви и государства в советский период были непростыми и весьма драматическими. Их можно разделить на несколько периодов. С 1917 по 1921 ― период кавалерийской атаки на религию. Особой политики в отношении Церкви не было, но идеологические принципы большевиков были наиболее яркими именно в это время. Прежде всего речь идет о воинствующем атеизме. В этот период еще никто не знал, какими будут отношения Церкви и государства, так как большевистская власть считала, что церковная структура должна погибнуть после падения самодержавия. Послания Патриарха Тихона 1918-1919 гг. говорили о том, что Церковь осуждала действия большевиков. Патриарх стремился показать, что Церковь не хочет связывать себя ни с какой политической программой (ни белой, ни красной). Власти пытались компрометировать Церковь и хотели раздавить ее финансово и организационно. В 1921-1922 гг., воспользовавшись голодом в Поволжье, власть решила не только обобрать Церковь, но и поставить ее в невозможные условия существования[4].

Победа в гражданской войне позволила власти, увидевшей, что Церковь нельзя будет быстро уничтожить, приступить к созданию стратегий церковно-государственных отношений. Большевики стремились получить контроль над ее кадровой политикой. Возникает феномен обновленчества. В это время появляются осознанные репрессии власти по отношению к представителям Церкви. До этого момента гонения на Церковь не были системой, а, начиная с 1921-1922 гг. они подчиняются определенному порядку. Главная и единственная цель ― добиться полного контроля над церковными кадрами. Какое-то время этому мешает Патриарх Тихон, потом он, под влиянием фактора обновленчества, пишет покаянное послание, где говорит, что он не враг советской власти, вследствие чего его освобождают из-под ареста. В советских газетах он именуется как «бывший патриарх Тихон» ― этим власть дает понять, что она принимает решения обновленческих псевдособоров и считает их голосом Церкви[5].

Русские зарубежные газеты уже в 1919-1920 гг. выделяют две тенденции:

1) «религия окончательно изгнана из общественного и государственного обихода,... загнана в подполье, хотя прямому преследованию и не подвергается», гонения распространяются лишь на отдельных представителей клира и мирян, настроенных наиболее реакционно. В связи с этим печатаются небольшие заметки об арестах, убийствах, расстрелах священнослужителей и особо ревностных прихожан, о закрытии церквей и их использовании не по назначению, о вскрытии мощей.

2) Невзгоды и тяготы жизни, да и сами гонения приводят к религиозному подъему населения, воссозданию в кругах интеллигенции религиозно-­философских кружков и обществ. Зачастую эти явления имеют скрытую, а иногда и подпольную форму, не связанную с самой РПЦ, которая уже давно оторвалась от масс, как считали эмигранты[6].

Голод и изъятие церковных ценностей

В 1921 г. начался невиданный на Руси голод. Из Поволжья перекинулся на Сибирь, Крым, часть Украины, Азербайджана, Киргизии. Во многих городах перестали выдавать пайки. Начался массовый исход из родных мест в надежде найти работу и утолить голод.

Эмигрантские газеты и журналы начинают уделять внимание церковному вопросу в связи со сложившейся ситуацией, поэтому в их периодической печати появляется больше статей о Церкви в России. Первое на что обращается внимание ― инициативы Патриарха Тихона по сбору добровольных пожертвований в пользу голодающих^[7]. В августе 1921 г. он основал Всероссийский Церковный комитет помощи голодающим и обратился с воззванием «К народам мира и к православному человеку»: «Помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим!... Не до слуха вашего только, но до глубины сердца вашего пусть донесет голос мой болезненный стон обреченных на голодную смерть миллионов людей и возложит его на вашу совесть, на совесть всего человечества»[8]. С распоряжения Патриарха были организованы сборы пожертвований по всем приходам в центральный церковный фонд помощи, который вскоре был признан ВЦИКом излишним и упразднен. После его упразднения правительство создало свой Помгол и приказало все церковные сборы сдать в него. Церковь выполнила это требование.

Из начинаний Патриарха ничего не вышло, и в ход пошла кампания по изъятию церковных ценностей. Эмиграция об этом знала, но ни сами изъятия, ни финансовая, ни юридическая, ни каноническая сторона, как ни странно, практически не обсуждались ею. Конечно, в русских зарубежных газетах помещались заметки, где большевики обвинялись в варварстве и глумлении над религией, в превышении власти, в нарушении своих же собственных законов, но, в основном, эти сообщения были исключительно информационного характера. Гораздо больший отклик, и это является особенностью русской зарубежной прессы, встретил собственный протест духовенства и мирян изъятиям, в этом эмигранты видели возможный потенциал для будущего свержения советской власти, выводилась даже некая формула «чем сильнее притеснение ― тем сильнее будет сопротивление», учитывая, что речь идет о вере, которая объединяет практически все население России[9].

Когда кампания по изъятию церковных ценностей привела к аресту многих активных мирян, священнослужителей, видных архиереев и даже Патриарха, соотечественники за рубежом не могли остаться безучастными к их судьбе и писали, что арестованный Патриарх в тысячу раз опаснее для большевиков, чем пишущий воззвания. Некоторые эмигранты считали, что это именно тот момент, который нужно использовать, чтобы свергнуть власть, так как на лицо было недовольство масс голодом, гонениями и надругательствами над Церковью, так как многие западные представители высказывают свой протест большевикам ― это можно и нужно использовать. Так думали единицы, большинство же старалось помочь православным России. Физически эмиграция никак не могла этого сделать, поэтому главным видом помощи стала духовная и моральная поддержка^[10].

В 1921 г. начался невиданный на Руси голод и с распоряжения Патриарха были организованы сборы пожертвований по всем приходам в центральный церковный фонд помощи, который вскоре был признан ВЦИКом излишним и упразднен

10 июня 1922 г. Высшим Церковным Управлением (ВЦУ) за границей было издано постановление по поводу ареста Патриарха Тихона. В документе также был пункт об отлучении от Церкви мирян, выступивших против Патриарха. В нем сообщалось о необходимости молитв в церквах зарубежья за Патриарха, чтение особой ектении. Иногда были совместные моления с представителями других церквей (например, специальное богослужение о спасении Православной Церкви в России в Токийском православном соборе при участии англиканской и американской церквей).

Опираясь на эти цели, эмиграция буквально «забрасывала» правительство, парламенты, лидеров государств и церквей воззваниями и петициями. Временным церковным управлением за границей было издано несколько посланий и обращений: 1) Святейшим православным Патриархам, православным митрополитам, архиепископам и епископам, предстоятелям Святых Божьих Церквей Православных; 2) православным русским владыкам, священнослужителям, инокам и инокиням и всем православным и христианам; 3) главам инославных церквей; 4) главам правительств и государств мира. В этих воззваниях призывалось возвысить свой голос в защиту гонимой Русской Церкви и лично Патриарха Тихона^[13]. Они не остались не услышанными. Ответы были присланы правительствами Франции, Чехословакии, архиепископом Кентерберийским, национальной протестанской церковью Женевы, Вселенской патриархией, патриархом Антиохийским, архиепископом автокефальной церкви Кипрской, патриархом Иерусалимским, экзархом Элладским митрополитом Афинским. Важно заметить, что некоторые из писем-протестов отправлялись одновременно на два адреса ― Русской Православной Церкви за границей и советскому правительству. В своих проповедях и молитвах священнослужители постоянно возвращались к этим проблемам и были поддерживаемы не только православными верующими[14].

Русская эмиграция попыталась воздействовать на зарубежные правительства, их лидеров, глав церквей, для того, чтобы те надавили на советское правительство с целью освобождения Патриарха и облегчения участи Церкви в целом

Эмигранты знали, что и Патриарху и другим архиереям прилагали не только их собственные «преступления», но и политические выступления против советской власти зарубежных епископов, они понимали, что из-за их активизма страдает Церковь в России. Из недописанного письма эмигрантам: «Конечно, для большевиков это только лишний повод оправдать свои гонения на Церковь, но они рады им пользоваться. Равнодушному и безбожно настроенному общественному мнению на Западе они указывают на участие нашей заграничной иерархии в политике, как на доказательство, что Церковь будто бы представляет не религиозные, а политические стремления и что этим оправдывается борьба с нею». Автор предупреждал, что в России у иерархов создается представление, что вместо помощи, зарубежная церковь обрекает их на новые гонения. РПЦЗ нашла свой выход из этой ситуации ― она не прекратила политических выступлений, но официально заявила, что с Московской Патриархией поддерживает лишь молитвенное общение, административно же, впредь до изменения политических условий, никак с ней не связана[17].

В это время в эмиграционной среде ходили слухи, что Патриарх сложил с себя сан и теперь наступит церковная анархия, но вскоре за границей было получено послание митрополита Агафангела от 8 июня 1922 года, которое опровергало слухи и объясняло, что из-за нахождения патриарха под следствием во главе церковного управления временно поставлен митрополит Агафангел[18].

Обновленчество и раскол

Вслед за кампанией по изъятию церковных ценностей большевики приступили ко второй кампании ― расколу патриаршей церкви.

Поместный Собор так определил понятие епархии: «Епархией именуется часть Православной Российской Церкви, канонически управляемая епархиальным архиереем»[19], границы которой определяются высшей церковной властью. Из этого понимания «епархии» можно сделать два вывода:

1.                  Вне территории Русской Церкви не может существовать русской епархии;

2. Епархия должна управляться канонически, т.е. прежде всего каноническим архиереем и на основании канонов.

В связи с этим пониманием, можно поставить вопрос: может ли существовать русская епархия в Западной Европе? Еще архиепископ Антоний Финляндский, посетив некоторые русские церкви Западной Европы, сделал вывод о необходимости общего руководства для заграничных церквей, поэтому, когда русский посол в Риме В. Н. Муравьев поднял вопрос об учреждении русской кафедры в Западной Европе, сам вопрос не был новым для Священного Синода. В. Н. Муравьевым были получены следующие разрешения:

1.                  учредить четвертое викариатство в Петербургской епархии с усвоением этому четвертому викарию титула ― Кронштадтского;

2.                  поручить ему управление русскими церквями в Западной Европе, за исключением церквей в Константинополе и Афинах, как находящихся в местах глав автокефальных церквей^[20]. Это постановление подчеркивало разницу между данными церквами и находящимися в пределах собственно Петербургской епархии, поэтому епископу, который проживал в Риме, присваивается титул города, находящегося на основанной территории Петербургской митрополии.

Перейдем к обзору церковных событий 1926 г. в России. Живая Церковь преобразовалась в обновленческую с высшим органом управления во главе со Священным Синодом^[21].

Н. А. Бердяев в своей статье «Церковная смута и свобода совести»^[22], опубликованной в журнале «Путь», писал об этом времени следующее: «Русская религиозная, православная мысль была необычайно свободолюбива, она вынашивала идею свободного духа, свободы совести и готовила творческую духовную реформу, духовное возрождение, которое сорвано было силами давно начавшейся атеистической революции и неотрывными от нее силами мертвящей реакции, угашающей дух. А сейчас творческое и возрождающее движение в Церкви затруднено и парализовано ложью живоцерковников и неправдой церковного реформаторства в советской России»[23].

Эмиграция считала, что после «советской власти и ее детища ― Живой Церкви, ― никто не причинил стольких огорчений почившему Святителю Тихону, как Константинопольская Патриархия».

К концу 1922 г. по численности своих приходов живая церковь преобладала над патриаршей. За период времени от освобождения Патриарха до его кончины и ареста митрополита Петра она потеряла больше половины приходов. В последующее время процесс не был столь стремительным, потому что колеблющиеся элементы отпали в первое же время, но 1926 г. был временем крушения и обновленчества, такого же стремительного, как и в предыдущие годы. Возникает вопрос: могло ли оправиться обновленчество после такого значительного сокращения? Важно принять во внимание следующее обстоятельство: сокращение числа приходов было лишь одной стороной более общего явления крушения «новой церкви». Другая сторона состояла в уменьшении обновленческой паствы, а этот процесс был более значительным. Указание на эту сторону процесса дается в том же отчете, где указана, как одна из причин сокращения приходов, их бедность по сравнению с патриаршей. Бедность была обусловлена сокращением молящихся обновленческих церквей^[24].

Данное время освещается эмиграционной печатью. Соотечественники, находящиеся за границей, узнают о деятельности обновленцев по низложению Патриарха и захвата власти. И. Ефремов, который работал в Российской миссии Швейцарии, высказывает свои опасения, характерные для многих эмигрантов: «Раз большевики пошли на то, чтобы созвать собор и отстранить Патриарха от власти, то на этом они не остановятся, не доведя «своего преступления до конца, совершив убийство Патриарха»[25].

Российский Земско-Городской комитет помощи российским гражданам за границей, находившийся в Париже, 31-го мая 1923 г. еще раз призывает «остановить посягательство Патриарха, олицетворяющего религиозное самосознание русского народа» и указывает: «Не может культурный мир быть введен в заблуждение постановлением инсценированного в Москве подобия Церковного собора, где голосами ставленников власти, по вымышленному обвинению, Патриарх Тихон объявлен лишенным саном, ― как не будет обманута совесть человечества подлинным смыслом того приговора, который заранее подсказали предстоящему суду над Патриархом»[26].

В связи с активизацией деятельности обновленчества Архиерейский синод РПЦ за границей издает обращение «Церквам, Правительствам, Народам», в котором разоблачает обновленчество. Отмечая быстрое развитие этого течения, эмигранты считали, что обновленцы забыли долг послушания церковной власти и стали игрушкой политической власти, обвиняя Патриарха в контрреволюции. Особенно много писали зарубежные «Церковные ведомости» об успехах обновленчества в то время, когда Патриарх был под арестом. Одновременно с этим эмигранты говорят и о кризисе этого течения, который относят к 1923 г. Активность обновленчества снижается с освобождением Патриарха, но оно все же не прекратило своей деятельности и продолжило наступать на Московскую патриархию. Митрополит Антоний (Храповицкий) обращается к главам церквей о лишении живоцерковников живого общения, а также к православным русским владыкам, священнослужителям, инокам и всем христианам с призывом разоблачения обновленчества. 5 июня 1924 г. архиерейский собор РПЦЗ принимает определение «Об отношении к церковным событиям, происходящим в Советской России», которое было посвящено только «Живой церкви»[27].

В связи с обновленчеством эмиграция выделяет еще одну проблему, коснувшуюся РПЦ ― ее взаимоотношения с Вселенской патриархией. Впервые ее отрицательная роль выявилась в 1923 г. во время Всероссийского собора, созванного в Москве «Живой церковью», на который были посланы представители этой Патриархии. Эмиграция считала, что после «советской власти и ее детища ― Живой Церкви, ― никто не причинил стольких огорчений почившему Святителю, как Константинопольская Патриархия». Причиной этому было не только отношение к обновленцам. Причин было несколько:

1.                  вопреки канонам и воле Патриарха Тихона, Вселенский Патриарх объявил автокефалии церковных областей Российской Церкви в Финляндии, Эстонии и Польше;

2.                  эмигранты считали, что Константинопольская патриархия, находившаяся под «денежным влиянием» советской власти, пыталась свергнуть Патриарха Тихона, дав свое согласие большевикам приехать в Россию и занять патриарший престол. Только сопротивление и угрозы турецких властей помешали этому;

3.                  Вселенская патриархия пыталась, а позже ей частично удалось, подчинить себе западно-европейские приходы РПЦ;

4.                  Вселенская патриархия признает в 1924 г. обновленческий синод как истинную Русскую Православную Церковь^[28].

Эмиграция пыталась помочь Патриарху Тихону на пути противостояния Константинопольской патриархии агитационно-разъяснительной работой за границей, обращаясь, прежде всего к главам поместных церквей. В ответ на публикацию советских «Известий» о признании Вселенским патриархом российского обновленческого синода, митрополит Антоний напоминает Константинопольскому патриарху, что по канонам тот не имеет права вмешиваться в дела другой автокефальной Церкви. Тот, в свою очередь, не только не обратил на это внимания, но и выступил против русских зарубежных архиереев: обратился к Патриарху Сербскому Димитрию с просьбой о закрытии русского Архиерейского синода в Сремских Карловцах; над русскими архиепископами, жившими в Константинополе, было начато следствие, им запретили служить, а также предъявили требование прекратить выступление против советской власти. Запретили поминовение Патриарха Тихона и дали совет признать большевистскую власть. Конечно, ничего из предложенного не было выполнено[29].

Тем временем, процесс над Патриархом закончился и эмигрантская газета «Руль» писала: «Надо было политической шумихой прикрыть факт ограбления церквей, надо было объяснить контрреволюционной агитацией негодование населения. И задача эта все-таки не была достигнута»[30]. Церковь выстояла, Патриарх был освобожден. Можно задаться вопросом: что спасло его от смертного приговора и привело к освобождению? Конечно, не последнюю роль в этом сыграли обращения эмиграции, инициировавшие широкое международное движение в защиту гонимой Православной Церкви. Нужно помнить и о заявлении Патриарха Тихона в Верховный Суд РСФСР. В котором он признавал ошибочность некоторых своих посланий относительно советской власти, справедливость привлечения его к уголовной ответственности, еще раз подчеркивал приверженность РПЦ аполитичности и объявлял, что он «не враг советской власти». Эмиграция понимала сложность ситуации, в которой находился Патриарх, но для нее это заявление было настоящим шоком[31].

Советский автор А. В. Бобрищев-Пушкин, изучая по периодике русское зарубежное мнение, отмечал в 1925 г., что слухи относительно документов о признании Советской власти Патриархом в эмиграции ходили самые нелепые (вплоть до подмены Патриарха загримированным коммунистом). Он разъяснял этот так: «Относительно Тихона неловко было перейти к ругани против того, кого прежде канонизировали ― неловко в печати. Но в разговорах его без стеснения называли «мерзким стариком» и предателем»^[32]. Отчасти, советский публицист прав: большинство эмигрантов не понимало патриаршей перемены от анафемы большевиков к признанию Советской власти.

Митрополит Антоний (Храповицкий) в 1923 г., для разъяснения людям, опубликовал статью «Не надо смущаться», в которой объяснил, что Патриарх, на самом деле не сказал в заявлении ничего нового, по сравнению с предыдущими документами, а четко идет по выбранному им раннее пути аполитичности, который уже спас множество жизней. Митрополит Антоний писал: «Настоящее заявление Патриарха имеет для Церкви уже несомненно благодеятельное значение: оно избавило ее от духовного безначалия, от опасности превратиться в беспоповскую секту. Православная Церковь снова приобретает в совдепии, если не правовое, то терпимое положение и получает возможность постепенно освобождаться от ... признавших себя «живою церковью»[33]. Митрополит акцентирует внимание на том, что Патриарх сделал это не ради спасения собственной жизни, а для сохранения и упрочения Церкви. Эмигранты понимали, что это заявление, лишь первое из последующих за ним компромиссов, на который вынужден пойти и вероятно пойдет в ближайшем будущем глава Церкви. Исходя из этого в определении Архиерейского собора РПЦЗ от 18 октября 1924 г. говорилось: «В случае появления каких-либо распоряжений Его святейшества, носящих... явные следы насильственного давления на совесть св. Патриарха со стороны врагов христовых, таковых распоряжений не исполнять, как исходящих не от его Святейшей воли, а от воли чуждой»[34].

Смерть Патриарха Тихона еще больше осложнила жизнь РПЦ в Советской России. С одной стороны, она выявила необходимость единения всех русских православных в отсутствие главы Церкви, как ее связующего звена, а с другой, мысли о единении остались лишь мыслями, в реальной же жизни смерть мудрого руководителя и духовного наставника, который пытался сохранить единство Церкви любыми путями, явилась катализатором разногласий и привела к появлению большого числа расколов в РПЦ на родине и за рубежом. Наиболее дальновидные эмигранты это предвидели. Архиепископ Анастасий (Грибановский) в письме к князю Трубецкому от 11 июля 1925 г. писал: «До сих пор у нас был, по крайней мере, видимый символ нашего православного единства ― это Святейший Патриарх: в нем мы все сходились, как лучи в центре, хотя бы на перифериях мы и расходились между собой. С уходом его ― мы можем превратиться в саморазделившееся царство, которое не устоит пред натиском врагов»[35].

В 1925 г. зарубежные «Церковные ведомости» опубликовали документ под названием «Выдаваемое большевиками за завещание Патриарха Тихона», по его подлинности сразу начались споры. Этот документ сопровождался статьей митрополита Антония (Храповицкого), где доказывалось, что он поддельный. С этим был согласен и митрополит Евлогий (Георгиевский). В газете «Вечернее время» им было сказано: «Возможно, что документ кем-то составлен и, что называется, подсунут к подписи. Могло быть использовано и болезненное состояние Патриарха. Документ имеет характер политический, а не церковный, не касается ни догматов, ни канонов, ни обрядов, а говорит об отношении к советской власти в пределах советского государства»[36].

Подлинность документа была засвидетельствована пятьюдесятью девятью епископами, а также местоблюстителем митрополитом Петром ― это было доказательством для эмигрантов. Убедившись в подлинности, эмиграция усомнилась в его добровольности. Видный деятель зарубежья А. В. Карташев на страницах «Русского времени» писал: «Вы спрашиваете меня подлинен ли последний документ, опубликованный коммунистами, под именем «Завещания Патриарха Тихона»? Вопрос аналогичен по сложности с другим: подлинны ли три прежних документа, одновременно подписанные патриархом Тихоном о признании им «советской» власти? Подлинной оказалась подпись под ними патриарха. Но, как теперь точно известно, изготовлены были эти гнусные по тону и языку акты в ГПУ, а святейший Патриарх-Мученик решил их подписать в жертвенном порыве, ради спасения Церкви, жертвуя своей внешней мирской репутацией». Однако, так считали не все: Архиепископ Анастасий (Грибановский) отмечал, что этот документ отвечает «направлению мысли и действий Святейшего Патриарха в последние годы», то есть «завещание», или как он его называл «послание», написано в том же русле, что и предыдущие документы: «У меня есть целый ряд достоверных сведений из Москвы, свидетельствующих о том, что курс церковной политики в последние годы вполне совпадает с точкой зрения, изложенной в послании». Он опасался, «что преемники Св. Отца пойдут дальше, чем хотел он, и разрыв будет объявлен прежде всего с их, а не с нашей стороны... в России просто может начаться церковная анархия»^[37].

После смерти Патриарха возник вопрос о патриаршем престолонаследии, который также вызвал в эмиграции неоднозначную реакцию. К тому времени соотечественники за рубежом окончательно утвердились во мнении, что Церковь в Советской России несвободна, а следовательно и правящий архиерей, который, даже если временно до следующего Поместного Собора, ее возглавит, будет не свободен в своих решениях, что может привести к пагубным последствиям^[38].

диакон Максим Скворцов

Ключевые слова: Русская Православная Церковь, политика большевиков, провокация Церкви, Патриарх Тихон, голод, сбор пожертвований, разоблачение обновленчества, «Живая Церковь», изъятие церковных ценностей, петиции и воззвания эмиграции, Вселенская патриархия

[1] Утопический социализм в России. Хрестоматия. ― М.: Политическая наука, 1985. ― С. 5.

[2] Трубецкой Н. С. Русская проблема [Электронный ресурс] // URL: http://hrono.ru/statii/rus_problem.html (дата обращения: 11.07. 2018)

^[3] Там же.

[4] Интервью корреспондента А. Зайцева «Религии и СМИ» с историком, профессором Санкт-Петербургского государственного университета С. Л. Фирсовым: «Православная Церковь сегодня и при советской власти» [Электронный ресурс] // URL: http://ruskline.ru/monitoring_smi/2007/07/18/pravoslavnaya_cerkov_segodnya_i_pri_sovetskoj_vlasti/ (дата обращения: 11. 07. 2018)

^[5] Там же.

[6]Урядова А. В. Русская Православная Церковь в Советской России в первой половине 1920-х гг. глазами эмигрантов // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Выпуск 2. ― М., 2005. [Электронный ресурс] // URL: https://rusoir.ru/03print/03print-04/03print-04-23/ (дата обращения: 11. 07. 2018)

^[7]Там же.

[8] Иванова Е. В. Святейший Патриарх Тихон и голод 1921–1922 гг. в России [Электронный ресурс] // URL: https://azbyka.ru/otechnik/Tihon_Belavin/svjatejshij-patriarh-tihon-i-golod-1921-1922-gg-v-rossii/ (дата обращения: 11. 07. 2018)

[9] Урядова А. В. Русская Православная Церковь в Советской России в первой половине 1920-х гг. глазами эмигрантов.// Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Выпуск 2. ― М., 2005. [Электронный ресурс] // URL: https://rusoir.ru/03print/03print-04/03print-04-23/ (дата обращения: 11. 07. 2018)

^[10] Там же.

^[11] Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. Документы и фотоматериалы. ― М.: Издательство Библейско-Богословского Института св. апостола Андрея, 1996.

[12] Урядова А. В. Русская Православная Церковь в Советской России в первой половине 1920-х гг. глазами эмигрантов // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Выпуск 2. ― М., 2005. [Электронный ресурс] // URL: https://rusoir.ru/03print/03print-04/03print-04-23/ (дата обращения: 11. 07. 2018)

^[13] Там же.

[14] Там же.

[15] Там же.

[16] Урядова А. В. Русская Православная Церковь в Советской России в первой половине 1920-х гг. глазами эмигрантов // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Выпуск 2. ― М., 2005. [Электронный ресурс] // URL: https://rusoir.ru/03print/03print-04/03print-04-23/ (дата обращения: 11. 07. 2018)

[17] Там же.

[18] Там же.

[19] Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Вып.1. ― М., 1994 (репринт). ― С. 17-18.

^[20] Стратонов И. А. Русская церковная смута 1921-1931 гг. ― Берлин, 1932. [Электронный ресурс] // URL: http://krotov.info/history/20/iz_istori/09.html (дата обращения: 11. 07. 2018)

^[21]Там же.

^[22] Бердяев Н. А. Церковная смута и свобода совести //Путь. №5. ― М., 1926. ― С. 33-41.

[23] Там же.

^[24]Стратонов И. А. Русская церковная смута 1921-1931 гг. ― Берлин, 1932. [Электронный ресурс] // URL: http://krotov.info/history/20/iz_istori/09.html (дата обращения: 11. 07. 2018)

[25] Урядова А. В. Русская Православная Церковь в Советской России в первой половине 1920-х гг. глазами эмигрантов // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Выпуск 2. ― М., 2005. [Электронный ресурс] // URL: https://rusoir.ru/03print/03print-04/03print-04-23/ (дата обращения: 11. 07. 2018)

[26] Урядова А. В. Русская Православная Церковь в Советской России в первой половине 1920-х гг. глазами эмигрантов // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Выпуск 2. ― М., 2005. [Электронный ресурс] // URL: https://rusoir.ru/03print/03print-04/03print-04-23/ (дата обращения: 11. 07. 2018)

[27] Там же.

^[28] Урядова А. В. Русская Православная Церковь в Советской России в первой половине 1920-х гг. глазами эмигрантов // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Выпуск 2. ― М., 2005. [Электронный ресурс] // URL: https://rusoir.ru/03print/03print-04/03print-04-23/ (дата обращения: 11. 07. 2018)

[29] Там же.

[30] Там же.

[31] Там же.

^[32] Бобрищев-Пушкин А. В. Патриоты без перчаток. ― СПб., 1925. ― С. 12-13.

[33] Антоний (Храповицкий), митр. Не надо смущаться [Электронный ресурс] // URL: http://dugward.ru/library/mitr_antoniy/antoniy_ne_nado_smuchatsa.html (дата обращения: 12.07.2018)

[34] Урядова А. В. Русская Православная Церковь в Советской России в первой половине 1920-х гг. глазами эмигрантов // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Выпуск 2. ― М., 2005. [Электронный ресурс] // URL: https://rusoir.ru/03print/03print-04/03print-04-23/ (дата обращения: 11. 07. 2018)

^[35] Там же.

[36] Там же.

^[37]Там же.

^[38]Урядова А. В. Русская Православная Церковь в Советской России в первой половине 1920-х гг. глазами эмигрантов // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Выпуск 2. ― М., 2005. [Электронный ресурс] // URL: https://rusoir.ru/03print/03print-04/03print-04-23/ (дата обращения: 11. 07. 2018)