Московская Сретенская  Духовная Академия

Иеромонах Никон (Париманчук) 10.09.2016 22242

Опыт старчества оптинских преподобных отцов — это особая страница в истории русского пастырства. Он имеет выдающееся значение по нескольким причинам.

На протяжении почти 100 лет — от поселения первого старца Льва (апрель 1829 г.) и до закрытия монастыря (последняя служба была совершена прп. Никоном Оптинским на Преображение Господне в 1923 г.)  — мы видим непрерывающуюся череду старческого служения. Всего Оптина пустынь дала Русской Церкви 14 старцев, которые укрепили и сам опыт старчества через свое послушничество, и непрерывным пастырским служением проложили к монастырю тропу народного благочестия.

Духовно-просветительская деятельность старца Макария положила начало творческому и духовному сотрудничеству с русской просвещенной интеллигенцией и дворянством, что оставило значительный след в русской культуре. 

 Старец Лев

Родился будущий старец (в миру Лев Данилович Наголкин) в 1768 г. в городе Карачеве (ныне Брянская область). Происходя из мещанского сословия, в молодости более десяти лет служил приказчиком у купца. По службе ему приходилось часто бывать в разъездах, много общаться с людьми. От природы имевший сметливый ум и прекрасную память, отличавшийся любознательность, Лев благодаря своей общительности быстро научился обращению с представителями разных сословий. Не получив образования, он вместе с тем прошел богатую школу жизни.

Ему часто приходилось ездить в город Сухиничи Калужской губернии. Именно на этой дороге, которая пролегала тогда среди глухих лесов, произошел случай, свидетельствующий о недюжинной силе Льва. Однажды, когда он возвращался из очередной поездки по делам в Сухиничи, на него напал волк. Вскочив в сани, он с яростью набросился на молодого приказчика и вырвал у него из ноги кусок мяса. Но тот успел сунуть руку в пасть зверя и так сдавить ему горло, что волк, обессилевший, свалился с саней. Рана со временем зажила, но глубокий шрам от укуса остался, старец всю жизнь слегка прихрамывал на поврежденную ногу.

В 1797 году, в возрасте 29 лет, будущий старец оставил мир и поступил в Оптину пустынь, возглавляемую тогда игуменом Авраамием, трудами которого обитель только начинала восстанавливаться после годов упадка.

Здесь он начал осваивать премудрость иноческой жизни — молитву, борьбу со страстями, стяжание добродетелей. Стремление к совершенствованию в духовном делании подвигло его в 1799 году перейти в Белобережскую обитель, расположенную в Брянском уезде и более удаленную от многолюдных мест. Там настоятельствовал тогда известный подвижник — старец Василий (Кишкин), долгое время подвизавшийся на Святой Горе Афон.

В 1801 году послушник Лев был пострижен в монашество и наречен Леонидом. 22 декабря того же года его рукоположили в сан иеродиакона, а 24 декабря — во иеромонаха.

В 1804 году игумен отец Василий оставил начальствующую должность, потому было необходимо избрать кого-то на его место. Когда братия стала обсуждать этот вопрос, отец Леонид решил про себя: «Выберут кого-нибудь и без меня», — и пошел исполнять послушание, варить квас. Между тем все единодушно согласились избрать настоятелем именно его.

Тогда произошло важное событие в жизни отца Леонида: он познакомился с иеромонахом Феодором, которого встретил в Чолнском монастыре, где побывал перед назначением на настоятельство. Отец Леонид сразу почувствовал в нем истинного подвижника высокой духовной жизни, необходимость в таком руководителе он давно ощущал. Старец Феодор прибыл в Чолнский монастырь из Молдавии, где подвизался в обители под началом знаменитого старца Паисия (Величковского). Он был делателем умной молитвы, хорошо знал древние писания подвижников-аскетов, имел рукописи переводов святоотеческих творений, сделанных старцем Паисием. Встреча с духоносным подвижником стала знаменательным событием в жизни отца Леонида. Он сразу понял, что это наставник, которому можно вверить свою жизнь. Внешние подвиги — пост, исполнение послушаний и молитвенного правила, как он тогда уже понимал, — не могут быть достаточны для духовного возрастания.

С принятием настоятельства жизнь отца Леонида особенно не изменилась, за исключением прибавления новых трудов и обязанностей. Уже тогда отличительными его свойствами были простота и безыскусственность в обращении со всеми, он не терпел лести и человекоугодия. Его прямота, а порой и резкость в обращении не были следствием неумения сдержать раздражение или гнев, но желанием обратиться непосредственно к душе человека, а если необходимо, — и встряхнуть его.

Но самым главным в этот период было для него руководство старца Феодора, которому он предался в полное послушание.

Присутствие старца вскоре привлекло в пустынь множество богомольцев, желающих услышать от него совет, прибегнуть к молитвенной помощи. Прежде уединенная обитель стала знаменита. Отец Леонид все больше тяготился начальственной должностью, стремясь к созерцательной жизни. И вот через четыре года руководства пустынью, в 1808 году, он снял с себя настоятельство и вместе со старцем Феодором поселился в келье, построенной для них в отдалении от обители. К ним присоединился и старец Клеопа. Здесь отец Леонид был келейно пострижен в схиму с именем Лев. Старец Феодор иногда в шутку называл своего собрата «смиренный лев».

Но и эта удаленная келья со временем стала местом паломничества множества богомольцев. И тогда старцы отправились на север — в Валаамский монастырь, куда прибыли в 1811 г.

На Валааме старцев постигло искушение. Их свободное, безыскусное обращение с братией, готовность всякому помочь в духовных нуждах породили в настоятеле игумене Иннокентии подозрение в посягательстве на руководство братией. Этот случай показывает, насколько утрачено было в то время истинное понимание значения старческого руководства. Дело дошло даже до митрополита Петербургского Амвросия. После разбирательства, которое пришлось учинить, причем старцев подвергли письменному допросу, истинная причина гонения на них стала очевидна. Митрополит, покоренный простотой и мудростью старцев, сделал замечание настоятелю. Хотя истина восторжествовала и после этих событий старцы оказались в еще большем почете, зная человеческую природу, они решили не оставаться на Валааме. Отец Клеопа скончался на Валааме в 1816 году, а отец Леонид и старец Феодор отправились в 1817 году в Александро-Свирский монастырь.

После кончины в 1822 г. старца Феодора отец Леонид с учениками хотел сразу уйти из Свирского монастыря в более уединенное место — так им заповедал старец. Но несколько лет его удерживали в обители, не отпуская даже на богомолье в Киев. Лишь в 1828 году он перебрался в Площанскую пустынь, где произошла его встреча с будущим оптинским старцем Макарием (Ивановым), его верным учеником и сомолитвенником. И вскоре, в 1829 году, с шестью учениками, среди которых был и будущий знаменитый подвижник — святитель Игнатий (Брянчанинов), познакомившийся со старцем в Петербурге и писавший о нем своему другу-единомышленнику: «Сердце вырвал у меня о. Леонид; теперь решено: прошусь в отставку от службы и последую старцу, ему предамся всею душею и буду искать единственно спасения души в уединении».

Так старец Леонид перешел в Предтеченский скит Оптиной Пустыни. Сюда его давно звал и епископ Филарет (Амфитеатров), по инициативе которого был устроен скит, и настоятель игумен Моисей, желавший иметь в обители опытного старца. Через некоторое время прибыл в скит и отец Макарий, впоследствии ставший верным помощником старца Леонида по окормлению братии и богомольцев.

Также именно поддержка старцев-начальников Моисея Оптинского (1782–1862) — схиархимандрита и настоятеля Оптинского монастыря (в 1825–1862) и его брата Антония Оптинского (1795–1865), начальника Иоанно-Предтеченского скита (в 1825–1839), а затем игумена Малоярославецкого Николаевского монастыря (1839–1853), имела особое значение для устроения и прочного основания, как внешнего, так и духовного, оптинского старчества и его процветания. Эти преподобные братья сами прежде подвизались со всеусердием, приняв там монашество, в глухих Рославльских лесах Смоленской губернии.

Оттуда отца Моисея и вызвал в Оптину митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров, в то время епископ Калужский). Митрополит Трифон (Туркестанов) писал: «В лице о. Моисея мы имеем замечательного человека и редкого настоятеля. Кажется, не боясь впасть в ошибку, можно утверждать, что во всем этом столетии мы не встречаем в России начальника монастырского, который так полно и гармонично соединял бы в себе духовную мудрость и строгий аскетизм с громадными организаторскими талантами». От себя можно добавить, что старец-настоятель великодушно не боялся умаления своего авторитета со стороны старцев Льва и Моисея, не ревновал к их многочисленным духовным чадам. И это было тем более заметно, ибо в тех женских монастырях, где духовные дети старцев — монахини — обращались к ним за советом, духовники из белого духовенства видели в этом оскорбление себя, подрыв своей власти.

Непросто насаждалось древо старчества поначалу и в Оптиной.

«При вступлении о. Моисея в должность настоятеля, — писал воспитанник Оптиной пустыни епископ Ювеналий (Половцев) в своем жизнеописании отца Моисея, — были в числе братства люди несомненно благочестивые и подвизавшиеся о своем спасении, но, насколько нам известно, более направленные на телесное делание: пост, бдение, молитву с поклонами, псалмопение и т. п. Внутреннее же делание инока — очищение сердца от страстных помыслов молитвою и исповеданием их духовному наставнику — не входило в круг духовной деятельности тогдашних жителей Оптиной пустыни. Заключаем это из того, что некоторые из них вооружались на своего настоятеля за устройство скита с его безмолвною келейною жизнию и еще более стали вооружаться на него и вооружать других братии за то, что в этом скиту поместился на жительство о. Леонид со своими учениками и стал принимать всех прибегавших к нему за наставлениями и советами. Основанное на учении древних св. отцов ежедневное объяснение [откровение] помыслов старцу и поверка своих действий его наставлениями и советами казались невидавшим этого прежде старичкам только сплетнями и нововведениями… а иные называли это просто новою ересью».

«Тем не менее владыка Калужский запретил старцам принимать посторонних посетителей, и некоторое время доступ к ним был прегражден. Но и на иноков из числа своей братии, ходивших на откровение к старцам и вообще находившихся под их духовным водительством, сначала некоторые смотрели косо: внутреннее делание, очищение совести, откровение помыслов, отсечение своей воли и разумений многим казалось чем-то неположенным, лишним, даже противным православию. Люди более образованные считали это воспитанием католическим, даже иезуитским. Говорилось, что этим развращается человек, привыкает старца ставить выше Самого Бога, привыкает к лицемерному отношению к ближним, в глазах быть их другом, а за глаза наушничать на них старцу своему. Говорили, что многие ходят на откровение лишь для того, чтобы пересказывать чужие грехи или отметить своему врагу возможностью восстановить против него старца. Если подобные мнения и теперь еще можно услыхать от иных монахов, то надо представить, каким, отпором было встречено старчество в то время, когда оно было еще новизною. Постепенно все эти волнения улеглись сами собою. Одни из гонителей вышли из Оптиной пустыни, другие умерли, третьи примирились со старчеством и, мало того, сделались его почитателями» (митрополит Трифон).

Старец Макарий

Когда Михаилу было пять лет, скончалась любившая его больше других детей мать, не раз говорившая про тихого и кроткого сына: «Сердце мое чувствует, что из этого ребенка выйдет что-нибудь необыкновенное!»

В связи с болезнью матери семья Ивановых часто меняла место жительства. После ее кончины они переехали в Карачев, где Михаил успешно окончил городское приходское училище, а в 1802 году, когда ему еще не исполнилось и 14 лет, поступил на нелегкую службу бухгалтера в Льговское уездное казначейство. С работой однако он отлично справлялся, обратив на себя внимание начальства.  Так, в 1805 году он получил место начальника стола счетной экспедиции в Казенной палате города Курска, но уже в 1806 году, после смерти отца, вышел в отставку и поселился в своем родовом сельце Щепятине в Орловской губернии.

Несколько лет Михаил Николаевич прожил в сельском уединении, занимаясь чтением духовных книг. Между тем хозяйственные дела шли не очень хорошо: Михаил Николаевич, отличаясь необыкновенной добротой и тактом, не мог быть строгим и взыскательным хозяином.

Осенью 1810 года он поехал на богомолье в Богородицкую Площанскую пустынь и уже более не возвращался в мир. Через месяц после поступления в обитель, 16 ноября 1810 года, Михаил Николаевич был определен в число послушников и 24 декабря пострижен в рясофор с именем Мелхиседек. Молодой инок ревностно исполнял монастырские послушания, хорошо изучил церковный устав. 7 марта 1815 года он был пострижен в мантию с именем Макарий в честь преподобного Макария Великого, а через несколько дней, 12 марта, рукоположен в иеродиакона.

В том же году в Площанскую пустынь перешел на жительство один из учеников преподобного Паисия (Величковского) — схимонах Афанасий (Захаров), который стал духовным наставником отца Макария. Как писал архимандрит Леонид (Кавелин), автор жизнеописания старца Макария, схимонах Афанасий — «добрая ветвь доброго корени, один из сонма учеников великого старца Паисия: его кротость, смирение, детское незлобие и простота служили живым образцом для ученика к подражанию, поучали без слов, а слово простое, растворенное любовию и смирением, назидало во время мира и утешало во время скорбей».

У старца Афанасия были точные списки всех трудов преподобного Паисия: переводы творений преподобных Исаака Сирина, Макария Великого, Иоанна Лествичника, Симеона Нового Богослова, Максима Исповедника, Феодора Студита, Григория Синаита и др. Для отца Макария эти труды были бесценным руководством в стяжании внутренних добродетелей. Он внимательно изучал святоотеческие творения, а также переписывал их уставом, которым овладел специально для этого. Сделанные им точные списки с переводов преподобного Паисия впоследствии послужили основой для книгоиздательской деятельности Оптиной пустыни, а усвоенное святоотеческое учение помогло старцу Макарию в последующем окормлении многочисленных духовных чад.

27 мая 1817 года отец Макарий был рукоположен в сан иеромонаха. В 1824 году он совершил паломничество к мощам святителя Димитрия Ростовского и во время этой поездки впервые посетил Оптину пустынь и новоустроенный при ней скит.

В 1825 году скончался схимонах Афанасий, и отец Макарий усердно просил Бога о даровании опытного наставника, который управил бы его ко спасению и разрешил множество вопросов, возникающих в пастырском служении. Промысл Божий устроил так, что в 1828 году в Площанскую пустынь из Александро-Свирского монастыря прибыл иеросхимонах Лев (Наголкин), впоследствии ставший основателем старчества в Оптиной пустыни. Именно в его лице отец Макарий обрел давно желаемого наставника и духовного собеседника. И когда старец Лев поселился в Оптиной пустыни, отец Макарий, желая присоединиться к нему, подал прошение о переходе из Площанской пустыни в Оптину. В одном из писем отец Макарий писал старцу: «Хотя малое время сподобил меня Господь быть у Вас и видеть Вас, но я и сие приемлю за неизреченную ко мне милость Божию и благодарю Его благость; молю, да и впредь сподобит меня не только временно, но и всегда быть при Вас и Вашими молитвами и наставлениями устроит мою жизнь».

В 1834 году отец Макарий поселился в Оптиной пустыни. В 1836 году он становится духовником обители, а с 1 декабря 1839 года назначается скитоначальником. Дивное духовное единодушие связывало двух оптинских старцев — Льва и Макария: вместе они писали письма к духовным чадам, вместе принимали учеников на откровение помыслов. Семь лет продолжалось соратничество оптинских старцев. После кончины преподобного Льва в 1841 году бремя старческого служения всецело легло на отца Макария, который нес его в течение девятнадцати лет, до последних дней своей жизни.

Старец Макарий, зная по опыту великое значение святоотеческих книг в духовном преуспеянии любого христианина, способствовал становлению в Оптиной пустыни книгоиздательской деятельности, которая явилась продолжением переводческих трудов преподобного Паисия. Под руководством старца Макария в монастыре сложилась своеобразная переводческая школа. Дело в том, что переводчику для многих понятий духовной жизни было сложно найти соответствующий языковой эквивалент. Не раз из-за одного слова велись целые научные диспуты. Необходимо было выработать целую систему аскетической терминологии. Тщательная работа над каждым словом, возможная при соединении высокой академической науки с духовной опытностью, обеспечили высокий уровень изданий Оптиной пустыни.

Особенности церковной, государственной и общественной жизни в период деятельности пастырей

К концу XVIII века традиции старчества в значительной степени были прерваны, при Петре и после его царствования монашество даже было преследуемо. Все это привело к тому, что в определенной мере оказалось искажено и само представление о сути монашеского делания. Так, в годы отца Льва внешние подвиги — пост, труды, поклоны, а иногда и вериги — считались достаточными для спасения.

Непрестанная молитва, очищение сердца, откровение помыслов — всё, чему научился отец Лев от своего наставника, отца Феодора, ученика великого старца Паисия (Величковского) — было непонятным для многих монашествующих того времени.

Даже на Афоне понятие о значении умной (совершаемой в уме и сердце) молитве было в это время самым превратным. Так, некоему монаху старший проэстос Ксиропотамского монастыря заметил: «Живи-ка в монастыре. Куда пошел ты? В пустыню! Это только молдаване да русские ищут какой-то умной молитвы и сходят с ума. Туда идут люди потерянные и негодные!» Таким, по слову афонского старца Афанасия (+ 1873), было понятие о пустынниках вообще и о духовной жизни у некоторых.

Понятие об откровении помыслов было неизвестно и путалось с исповедью. По этой причине духовник Белевского женского монастыря, узнав, что за духовными советами обращаются к старцу Леониду, а не к нему, увидел в этом не только умаление своей чести, но и смешал понятие исповеди  с понятием откровения помыслов. В связи с этим старца Льва, и особенно его духовную ученицу игумению Белевского монастыря Анфию, обвиняли в этом как в ереси. Невежественная в этом вопросе игумения другого монастыря, куда мать Анфия была отослана на покаяние, получив на вопрос, не давал ли ей старец (Лев) читать своих книг, кроткий ответ, что давал — «Авву Дорофея», воскликнула: «Ну, так и есть масон, масон, говорю вам: вы, милая, впали в ересь, и если не раскаетесь, погибнете непременно».

В связи с такой распространенностью ошибочного понимания практики откровения помыслов отец Лев особо обращал внимание на сохранение стремления к открытию помыслов у новоначальных, которое должно было совершаться без смущения от различных при этом искушений. Преподобный Макарий, также усвоивший эту древнюю духовную традицию, особо выделяет два частых искушения, более распространенные у новоначальных: смущение и страх, а также помыслы на старицу, старца и сестер. Свидетельство тому находится в пастырском наследии старца: «Пишешь ты о своем смущении и страхе: они происходят от малодушия… Возмогай о Господе, юная В.! Он призвал тебя на служение Себе».

В те же трудные минуты, когда восстают у послушницы помыслы на самого старца Макария, он не смущается и поддерживает немощную душу, хотя и укоряет духовную дочь в «малодушии»: «Огорчилась крепко о том, что стужали тебе на меня хульные помыслы. Ты нимало в этом невиновна, будь спокойна; и ежели ты в чем и согласилась, то и о том не беспокойся. Я тебя прощаю».

Духовные наставники пастырей и духовный генезис пастырского опыта старцев Льва и Макария

Старец Лев

Труды преподобного Нила Сорского, имя которого, что весьма показательно, было включено в Собор Афонских преподобных, заложили основы русского старчества, возрожденного трудами преподобного Паисия (Величковского) и Оптинских старцев.

В Нямецком монастыре, где подвизался преподобный Паисий, умная молитва, чтение, перевод и переписывание святоотеческих книг, ежедневное (утром и вечером) исповедание помыслов духовникам стали основой жизни. «Умно-сердечная молитва — для преуспевающих, для средних — пение, то есть обычные церковные песнопения, для новоначальных — послушание и труд», — поучал старец.

Его переводы святоотеческих творений на русский язык, бывшие единственными в те годы, читались повсюду в России. Им и его учениками были сделаны переводы «Добротолюбия», сочинений преподобных Исаака Сирина, Феодора Студита, Варсонофия, святителя Григория Паламы, преподобного Максима Исповедника и многих других.

Преподобный Паисий оказался тем, кто возродил на Руси, после преподобных Сергия Радонежского и Нила Сорского, школу старчества.

Эта традиция была продолжена в служении старца Феодора, ученика преподобного Пасисия, которому будущий устроитель оптинского страрчества — отец Лев — предался в полное послушание. С его помощью он проходил науку наук монашеского делания — Иисусову или умную молитву, которую, по учению святых отцов, можно осваивать только имея опытного наставника, поскольку самочиние в этом деле может привести монаха к прелести и падению. Подвижников связывала глубокая духовная дружба, старец и его ученик подвизались в полном единодушии, являя пример христианской любви.

Старец Макарий

Отец Макарий также оказался причастен к традиции монашеского делания преподобного Паисия (Величковского). В Площанскую пустынь, где подвизался с 1810 г. отец Макарий, в 1815 г. пришел схимонах Афанасий (Захаров), ученик преподобного Паисия. С ним отец Макарий вошел в близкое общение, поселился у него в келье и служил ему до самой его кончины. Ученик, подражая своему старцу, делал выписки из отеческих и церковных учительных книг. У отца Афанасия были писания великих иноков, необходимые для монашеского воспитания (впоследствии они были изданы Оптиною пустынью), — и ученик его с жаждою читал и переписывал эти писания.

Вскоре настоятелем в Площанскую пустынь был назначен ученик старца Василия (Кишкина) — одного из ближайших учеников о. Паисия — иеромонах Серафим. Он установил Киевское пение и учредил повсюду благоустройство. При нем отец Макарий продолжал трудиться по письмоводству и по церковному благочинию...

В 1825 году умер старец Афанасий. Спустя два года, в 1827 г. отец Макарий был определен духовником Севского Троицкого девичьего монастыря. С этого времени начинается новая деятельность его – наставническая, прекратившаяся только с его смертью; в этот же период  началась и обширная его духовная переписка.

В следующем году в Площанскую пустынь прибыл с учениками своими отец Леонид, и, проведя в ней полгода, переселился в Оптину. Прибытие отца Леонида прекратило то духовное сиротство, которое чувствовал отец Макарий. В его проницательном уме при чтении святоотеческих книг, а в особенности при назначении духовником, — возникло множество вопросов, которых не мог объяснить никто из окружавших его, и он молился, чтобы Бог послал ему наставника с даром духовного рассуждения. Именно этот дар как плод понесенных им великих искушений и борьбы и был в отце Леониде.

С тех пор установилась духовная связь этих старцев. Отец Леонид считал отца Макария сотоварищем по монашеству и разумению, но, уступая просьбам и смирению его, решился с ним обращаться как с учеником. По отъезде отца Леонида в Оптину, отец Макарий вступил с ним в переписку.

Несколько лет исправляя должность благочинного, отец Макарий в 1831 году был взят архиереем в качестве казначея и эконома в Петербург, где и пробыл ровно год.

Пребывание среди шума городского, внешние заботы и лишение пустыни сильно тяготили отца Макария. По возвращении своем, он подал прошение о переводе в скит при Оптиной пустыни, о чем заранее сговорился с отцом Моисеем и отцом Леонидом Оптинскими.

После долгих ожиданий все устроилось, и 5 февраля 1834 года отец Макарий, которому было тогда 46 лет, поселился в Оптинском скиту, начальником которого был отец Антоний (брат отца Моисея). К Площанской же обители, где начался его монашеский путь, отец Макарий до конца дней сохранял любовь и благодарную память.

В 1836 году он был определен духовником оптинской обители, а с 1 декабря 1839 года назначен в ней скитоначальником.

Индивидуальные особенности пастырского служения и душепопечения

Особенность старческого служение Льва Оптинского заключалась в духовном окормлении простого народа, в умении войти во все его нужды, печали. Это было отличительной чертой и всего последующего оптинского старчества, ставшего подлинным служением простому народу.

Митрополит Трифон (Туркестанов) в своей диссертации «Древнехристианские и оптинские старцы» (МДА, 1895) отметил эту существенную черту старческого служения и старца Льва, и его преподобных и человеколюбивых последователей. Он писал: «Сначала указывалось врагами старчества на то, что старческая деятельность о. Льва (о. Леонид был в схиме наречен Львом) нарушает тишину скитской жизни: множество посетителей ежедневно посещают скит и нарушают тем безмолвие его обитателей. Хотя это была заведомая ложь, ибо старец жил не в самом скиту, а на пасеке, где имеется отдельный вход для мирян-богомольцев, тем не менее вследствие доносов епископу Калужскому Николаю и приказаний последнего о. Моисей должен был водворить о. Леонида в монастыре. Но и тут гонения не прекратились. Явились иноки, которые утверждали, что монах не должен иметь никакого общения с миром, поэтому деятельность старческая противна в самом существе иноческим обетам».

Показательны пастырские отношения преподобного с монашествующими:

Старец говорил ученикам: «Ребята! За что купил, за то и продавай», призывая их таким образом всегда держаться простого, открытого обращения, в котором не бы было ничего искусственного. «Если бы ты был, яко апостол, простосердечен, — сказал он однажды приближенному ученику, — если бы ты не скрывал своих человеческих недостатков, не притворял бы себе особенного благоговения, ходил бы не лицемерствуя, — то этот путь есть ближайший ко спасению и привлекающий благодать Божию. Непритворство, нековарство, откровенность души, — вот что приятно смиренному сердцем Господу: «Аще не будите, яко дети, не внидите в Царствие Божие». Поэтому учениками старца Леонида не могли быть люди лукавые или лицемеры. Он не любил, если кто-то усиленно выражал в словах и поступках внешнее смирение, усердие, благоговение и называл это «химерою».

Старец мог быть резок и не боялся, если нужно, затронуть самолюбие своих духовных детей. Напротив, все его обращение с ними направлено было к искоренению этого скрытого, но губительного порока. Но в этом никогда не было грубости или раздражения и делалось исключительно ради духовной пользы. «Бывало,— рассказывал один ученик старца,— батюшка сделает мне такой строгий и грозный выговор, что едва на ногах устою; но тут же и сам смирится, как дитя, и так умиротворит и утешит, что на душе сделается легко и отрадно; и уйдешь от него мирный и веселый, как будто батюшка меня хвалил, а не укорял».

Часто свои назидания и внушения он разбавлял шуткой, обладая отменным чувством юмора. Отец Антоний (Медведев), в будущем наместник Троице-Сергиевой лавры, вспоминал, как в бытность свою послушником в Оптиной, всегда обращался к старцу. И вот, бывало, поссоришься с братом и начнешь себя оправдывать, а брата винить: «...но совесть все-таки побуждает объясниться пред батюшкой. Идешь и объясняешься. Батюшка выслушивает, иногда и поддакивает. Тогда уже без стеснения свободнее себя оправдываешь. “Ну, хорошо, — скажет, наконец, старец, — значит, ты прав, а тот виноват; значит, мы с тобой квиты; ты теперь праведный, и тебе теперь до меня нет никакого дела; иди-ка с Богом; ты теперь спасен. А меня оставь, ибо мое дело употреблять труд и время для грешников. Иди-ка, иди с своею праведностию, а нам грешным не мешай”.

Окормлял старец и мирян:

«Случилось мне однажды,— вспоминал Л.А. Кавелин (в будущем — архимандрит, наместник Троице-Сергиевой лавры),— проезжать из Козельска в Смоленскую губернию. По дороге в уединенных деревушках поселяне, узнав, что я еду из Козельска, наперерыв спешили узнать что-нибудь об отце Леониде. На вопрос: “Почему вы его знаете?” — они отвечали: “Помилуй, кормилец, как нам не знать отца Леонида? Да он для нас, бедных, неразумных, пуще отца родного. Мы без него были, почитай, сироты круглые”. Вот памятник, который вековечнее многих мраморов и гранитов!»

Однажды приехал в Оптину пустынь благочинный из Белева, протоиерей Иоанн Глаголев, который любил и уважал отца Леонида и взаимно пользовался уважением старца. Прийдя к нему, отец Иоанн увидел его по обычаю окруженным крестьянками. «Охота вам, батюшка, возиться с бабами», — сказал он с свойственной ему простотой. «Что ж, отец Иоанн, и правда: это бы ваше дело, — ответил старец, — а скажите-ка, как вы их исповедуете? Два-три слова спросите, вот и вся исповедь. Но вы бы вошли в их положение, вникнули бы в их обстоятельства, разобрали бы, что у них на душе, подали бы им полезный совет, утешили бы их в горе. Делаете ли вы это? Конечно, вам некогда долго с ними заниматься. Ну, а если и мы не будем их принимать, куда же они, бедные, пойдут с своим горем?»

Старец Макарий

По смерти отца Льва на попечении отца Макария осталась вся духовная паства мирян почившего старца, и паства эта все расширялась. В последние годы жизни, удрученный усталостью, старец не раз выражал скорбь о том, что не должен и не может уклоняться от обуревавшего его народного множества. И он нес с верою возложенный на него крест.

Служение отца Макария совершалось посредством устных бесед и разговоров с приезжавшими для свидания с ним в Оптину и переписки с лицами, издали к нему обращавшимися. На все это нужно было находить время и без того заполненное иноческими и начальническими обязанностями.

Мужчин старец принимал у себя в келье во всякое время, от раннего утра до закрытия врат; женщин — за вратами, или во внешней келье, у ворот. Кроме того, после трапезы, отдохнув с полчаса на узкой кровати, он отправлялся в монастырскую гостиницу. По скитской дорожке и повсюду на пути его ждало много народу, сошедшегося сюда к старцу со своими грехами, горестями, недоумениями, скорбями.

...Споров он не любил, зная, что пользы в них нет: с лицами, приходившими из любопытства или с желанием поучить его, был смиренен и молчалив. Когда же пред ним были действительно скорби душевные и болезни, какое одушевление и сочувствие наполняло его! Он забывал и слабость сил, и необходимость отдыха, и пищу, и нередко выходил после бесед, едва переводя дыхание, изнеможенный совершенно...

В отношениях к старцу требовалась простота сердца; поэтому люди из народа всего скорее получали от него пользу.

Кроме скита Оптиной пустыни, под духовным руководством старца находились женские монастыри: Севский, Белевский, Казанский, Серпуховский, Калужский, Елецкий, Брянский, Смоленский, Вяземский и некоторые другие. Из монастырей Калужской епархии отец Макарий посещал мужские монастыри: Малоярославецкий, Мещовский и Тихонову пустынь.

Переписка у старца была обширная. На вопросы, требующие духовного рассуждения, он отвечал сам. Ученики же помогали ему в письмах практического содержания, малосложных и кратких, не составлявших тайны.

Помощниками в переписке старца были: иеромонах Амвросий (в будущем — Оптинский старец), монах Ювеналий (Половцов) (1826–1904), впоследствии архиепископ Варшавский) и Леонид (Кавелин, почивший наместник Троице-Сергиевой Лавры).

Личный аскетический опыт пастырей

Старец Лев

Воспоминания знавших отца Льва дают возможность обозначить основные особенности его монашеского и старческого пути.

Жизнь старца в скиту была наполнена молитвой и попечением о братии и посетителях. В два часа пополуночи начиналось утреннее правило, затем совершалась ранняя обедня. Вечернее правило состояло из девятого часа и двенадцати избранных псалмов, с тремя канонами — Спасителю, Божией Матери и Ангелу хранителю — и акафистом, положенным в этот день. Старец выслушивал это правило у себя в келье. После вечерней скитской трапезы прочитывались повечерие, вечерние молитвы, две главы из Апостола и одна из Евангелия. Старец всегда внимательно слушал чтение, делая замечания и поправляя ошибки, под его руководством воспитывались прекрасные чтецы.

 Все время, свободное от молитвы и богослужения, отец Леонид посвящал служению ближним. Пищу он вкушал два раза в день, самую простую. Сон, включая краткий послеобеденный отдых, занимал не более трех часов в сутки. В крайне редкие моменты, когда рядом не оказывалось людей, он, по воспоминаниям, творил Иисусову молитву или же негромко исполнял церковные песнопения. Какими бы людскими толпами он ни был окружен, ум и сердце старца никогда не отлучались от Бога. Вспоминают также, что во время приема посетителей он имел обыкновение заниматься нехитрым рукоделием: плел пояски, которые раздавал потом как благословение.

О том, как нелегко достается душевное спасение, старец нередко повторял свою поговорку: «Душу спасти — не лапоть сплести». Один из учеников спросил старца: «Батюшка, как вы приобрели такие духовные дарования, какие мы в вас видим?» Преподобный отвечал: «Живи проще, Бог и тебя не оставит и явит милость Свою».

Аскетический опыт старца раскрывается в его творениях, в том числе письмах, адресованных духовным детям, и сохранившихся воспоминаниях о преподобном.

О терпение скорбей

Учителя преподобного Льва, схимонаха Феодора, всю жизнь преследовала страшная клевета и зависть. Такая же участь постигла и отца Льва. Много лет пришлось им вести жизнь скитальческую, переходить из одного монастыря в другой, терпя от людской злобы, возбуждаемой врагом нашего спасения. Он испил до дна скорби непонимания, клеветы, осуждения. Причём, не от чужих, а от своих — своей монашеской братии.

«Святый Иоанн Златоуст, вселенский учитель, и святый Исаак Сирин пишут так: “Несть та добродетель, ей же не последует зло» (то есть скорби или приключения по внешности неудовольствия)” (Из письма).

О смирении

Случай из жизни в Белобережской пустыни.

Однажды накануне храмового праздника братия, исполнявшие послушание на клиросе, недовольные чем-то, отказались совершать службу, надеясь этим принудить настоятеля выполнить некоторые их требования. Но настоятель не захотел уступить и, чтобы смирить их, позвал отца Леонида с другим братом пропеть праздничную службу. Преподобный весь день возил с хутора сено. Усталый, покрытый пылью, он только что собирался передохнуть, когда ему передали волю настоятеля. Без всякого ропота отправился он в церковь и вдвоем с товарищем пропел всю всенощную.

Все двенадцать лет старчествования в Оптиной (1829–1841) были наполнены гонениями, доносами, интригами. Старца переселяли из скита в монастырь, из одной кельи в другую, запрещали принимать страждущих, носить схиму, в которую он был подстрижен келейно. Всё это он принимал с полным благодушием, и переходил на новое место с любимой иконой Владимирской Божией Матери (когда-то её благословил отцу Феодору старец Паисий (Величковский)) и пением «Достойно есть».

Для большинства братии и огромного числа богомольцев было очевидно, что старец Леонид — человек святой, тем не менее, и среди монашествующих, и со стороны церковных властей постоянно воздвигались на него гонения, так что скорби и искушения преследовали старца до конца дней. Особенно же досаждал ему Преосвященный Николай, епископ Калужский. Он поддерживал монахов, недовольных деятельностью отца Леонида, не понимающих истинного значения старчества и писавших на него доносы. Положение особенно обострилось в 1835 году. Епископ Николай неоднократно запрещал отцу Леониду принимать посетителей, а в 1836 году перевел его из скита в монастырь, тем самым лишив скитскую братию духовного руководителя. Скитяне все равно приходили к старцу в обитель, но это нарушило сложившийся уклад жизни, доставляя всем большие неудобства. А жаждущие найти у старца утешения и теперь находили его — никакие запреты не могли заставить отца Леонида отказаться от своего долга — врачевать души людей, наставлять их на путь истины. Ища всегда лишь славы Божией и пользы ближних, преподобный говорил: «Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь меня поставьте, я буду все тот же Леонид! Я к себе никого не зову, а кто ко мне приходит, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародии многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие душевные нужды?» Действительно, Владыка Николай, в очередной раз запретив старцу принимать людей, грозился сослать его в Сибирь, если тот не послушается. Но старец, с первых дней своей монашеской жизни являвший образец послушания, в этом вопросе был непреклонен — следование воле Божией было для него превыше всего.

Епископ Николай порой даже грубо обращался со старцем, совершенно не считаясь с его годами. Он запретил ему носить схимническое одеяние, поскольку постриг в схиму был совершен келейно. Но отец Леонид все притеснения, касавшиеся его лично, переносил со смирением и благодушием, даже, можно сказать, весело. Когда его внезапно перевели из скита, и в обители не нашлось сразу подходящей кельи, больному немощному старцу приходилось подниматься по крутой лестнице. На сетования послушника по поводу этого неудобства он сказал со смехом: «Экой ты чудак, Саша-Алексаша! Ты посмотри-ка, тепло-то как! Просто покатывайся с боку на бок. А ты говоришь — неудобно. Да по мне хоть бы на колокольню поместили, только бы тепло было».

По настоянию Преосвященного Николая больной старец должен был ходить ежедневно к церковным службам. Но это требование обернулось настоящим «триумфом» отца Леонида — его выход из кельи сопровождался бурным проявлением народной любви. Вот как писал об этом очевидец: «...чудное было в то время зрелище. Его шествие в храм Божий походило на шествие триумфальное. Народ с нетерпением ждал его появления. При его выходе из кельи многие повергались пред ним на землю, все старались принять от него благословение и поцеловать его руку, некоторые целовали края его одежды, а иные громко выражали свое сострадание к нему. Небольшое пространство от кельи до церкви старец проходил между двух стен народа не менее получаса, шутя отгоняя палкой слишком теснившихся к нему. У правого клироса, где становился старец, собирались огромные толпы народа».

Лишь в конце жизни старца, благодаря заступничеству митрополита Филарета (Амфитеатрова), искренно любившего отца Леонида, калужский Владыка несколько ослабил свое гонение. В последнюю свою встречу со старцем Владыка попрекнул его, сказав: «Ну что, старик, тебе все неймется? Сколько тебе ни запрещай, ты все возишься с этой бестолковой толпой. Пора бы тебе это оставить. Ведь умирать пора». На что старец без всякого смущения и лицемерия ответил: «Владыко святый! Уже не к чему мне оставлять то, к чему я призван. Пою Богу моему, дондеже есмь. Я и гоню их от себя палкой, как вы мне говорили, да вот не слушают. А не угодно ли вам спросить у них, зачем они ко мне обращаются, — я ведь их к себе не зову». На это предложение старца Владыка только рассмеялся и сказал: «Вот еще какую штуку выдумал!» После этого он все же оставил отца Леонида в покое, дав ему возможность жить и действовать, как ему угодно.

Старец Макарий

Обширное наследие старца позволяет открыть всю мудрость, явленную в аскетическом опыте преподобного.

О молитве («Предостережение читающим духовные отеческие книги и желающим проходить умную Иисусову молитву»)

Приводя свидетельства великих отцов-подвижников, старец убеждает: несвоевременное стремление к высокой, созерцательной жизни чревато прелестью, умоисступлением, а нередко не только душевной, но и физической гибелью.

Вместе с тем, преподобный Макарий, сам опытно проходивший путь умного делания, ни в коем случае не стремится отвратить современных ему иноков и благочестивых мирян от спасительного и святыми отцами заповеданного моления именем Господа нашего Иисуса Христа.

Он только утверждает: мера новоначального — молитва устная, не сопровождаемая никакими художественными способами, сведения о которых содержатся в святоотеческих творениях.

«По всем сказанным причинам советую Вам оставить занятие умной молитвой, как делание высокое, не сообразное ни с Вашим душевным положением, ни с внешними обстоятельствами, а читать, по силе Вашей (с советом и по назначению духовного отца Вашего), псалмы, покаянные каноны, акафисты и подобное. И ходить, по возможности, в церковь, стараясь жить по совести, исполняя заповеди Божии со смирением, как прилично православному и благочестивому христианину в мирском быту» (Из письма. Март 1856 г.).

Старец жил в келье, с левой стороны у самых скитских врат, разделенной коридором на две половины, для него и келейника. Старцева половина состояла из приемной и спальни, т. е. маленькой кельи с одним окном на юг, откуда открывался вид на дорожку, ведущую от скитских врат к церкви, а перед ним стол. На нем в полном порядке лежали кучами письма, спешные и неспешные, письменный прибор, новые духовные журналы и всегда две-три святоотеческие книги на главном месте. Перед ним кресло с подушкой. В восточном углу – иконы, виды монастырей и т. д. Главная тут была икона «Владимирской» Божией Матери с неугасаемой лампадой, а под ней деревянный угольник вместо аналоя для совершения правила, со Следованной Псалтирью Св. Евангелием и другими книгами. Вдоль западной стены – узкое ложе с Распятием у изголовья, а выше образ Спасителя с овцой на руках. Вдоль стены портреты: Св. Тихона Задонского, иеромонаха Симеона Белобережской Пустыни, иеромонаха Филарета Новоспасского монастыря, старцев Афанасия, Феодора, Леонида. В этой келье старец пробыл 20 лет. Все свидетельствовало о его тайных воздыханиях и о духе, отрекшемся от уделов земли. Тут проводил он частые бессонные ночи и вставал на правило при ударе скитского колокола в 2 часа утра; часто сам будил своих келейников. Прочитывали: утренние молитвы, 12 псалмов, 1-й час, Богородичный канон с акафистом. Ирмосы пел он сам. В 6 часов ему вычитывали Часы с изобразительными, старец выпивал одну-две чашки чаю. Скрипела затем дверь в переднюю, и появлялись посетители. Женщин принимал за вратами скита в особой келье. Тут внимал он горю людскому. У него явно был дар духовного рассуждения, а также сила смирения и любви, что делало его слово особенно властным. После беседы с ним люди обновлялись. Приемная была увешена портретами святителей и подвижников, живых еще, или недавно минувших дней.

В 11 часов звонили к трапезе, и старец туда шел, после чего отдыхал, а затем опять принимал посетителей. В два часа старец, с костылем в одной руке и четками в другой, шел в гостиницу, где его ждали иногда сотни народа, каждый со своими нуждами, духовными и житейскими. Всех он с любовью выслушивал: одних вразумлял, других возводил из рва отчаяния. Преподобный Макарий понимал и разрешал современные вопросы: об улучшении народного быта, грамотности, воспитании.

Измученный, едва переводя дыхание, возвращался он с ежедневного подвига. Время подходило слушать правило, состоявшее из 9-го часа, кафизм с молитвами и канона Ангелу-Хранителю. Звонят к вечерней трапезе. Иногда ее ему приносят. Но и в это время он принимает монастырскую и скитскую братию, если кто из последних не успел побывать днем на ежедневном откровении помыслов. Если долго не бывает кто-либо из относящихся к нему постоянно, старец обеспокоивается, сам приходит к тому в келью и притом всегда вовремя, оставляя после себя успокоение и веселие. Он же давал послушание: чтение святоотеческих книг, назначая это по мере духовного возраста каждого. Начинал старец с книги аввы Дорофея, называя ее «Монашеской азбукой». Праздности старец не терпел. Завел он поэтому в скиту рукоделья: токарное, переплетное и др. Каждый из братии знал и чувствовал, что бремя его трудов и скорбей разделяется любвеобильным и мудрым отцом. Преподобный так умел утешать и ободрять, что виновный выходил из кельи его, себя не помня от радости.

Поэтому подвижническая жизнь казалась легкой.

Заканчивая день, выслушивали правила: Малое повечерие, Молитвы на сон грядущим, две главы Апостола, одну Евангелия, потом краткое исповедание, старец благословлял и отпускал. Было уже поздно. Старец входил в свою келью, где мерцала лампада перед образом Заступницы. На столе лежала кипа писем, требующих ответа. Тело ныло от изнеможения, а сердце от впечатлений обильно открывавшегося человеческого страдания. Глаза орошались слезами, а в уме звучало дивное песнопение: «Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь: просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя».

За окном огоньки скитских келий давно уже потухли. Воцарилась молитвенная ночь. Старец опускался к столу. Он писал.

Потухла свеча. Старец стал на молитву... Молитва в нем не прекращалась, будь он в многолюдствии, за трапезой, в беседе, или в тиши ночи. Она источала елей его смиренномудрия (Из краткого Жития старца).

Главные темы пастырских наставлений

Поскольку часто письма оба старца подписывали вместе, их наставления можно рассматривать как единое целое.

Стяжание терпения и смирения и чрез него спасения.

«А где смирение, там неподалеку и спасение!» (Из письма от 18 октября 1827 г.).

«Нам нужно в находящих скорбях терпеть и благодуществовать, — известно, что все пройдет» (Из письма).

«Вы пишете о своем внимании и желании получить в церкви отраду и утешение, но, пришедши домой, остаетесь без всякой отрады, — нам удивительно ваше малодушие. Разве вы не помните, что отрада от Господа даруется нам, иногда не ощущающим, по Его святой и неизреченной благодати, всегда туне, а не по заслугам нашим и мнимым желаниям!» (Из письма от 2 апреля 1831 г.)

«Дочь моя, наша христианская обязанность неотложно требует по возможности сил наших находящее претерпевать и сим бессмертному нашему Создателю и Искупителю подражать».

Смирение и простора сердечная.

Ученик старца и впоследствии игумен Антоний (Бочков) задал старцу следующий вопрос:

«— Как легче спастись? Каким путем? Я о себе только спрашиваю.

— Вообрази, что Господь Иисус Христос ходит по земле со всею Своею простотою человеческою и евангельскою. Ходя при Нем, был ли бы ты лучше, нежели теперь?

Подумавши, я отвечал старцу: полагаю, что остался бы по-прежнему без особенной благодати Божией; мало ли было последовавших Христу и отпавших?

Вопрос старца: А чем наипаче привлекается благодать Божия?

Ученик: Не ведаю, батюшка.

Старец: Если бы ты был, яко апостолы, простосердечен, не скрывал бы своих человеческих недостатков, не притворял бы себе особеннаго благоговения, ходил бы нелицемерствуя, то этот путь, хотя как будто легкий, но не всем дается, не всем понятен; а этот путь ближайший ко спасению и привлекает благодать Божию. Непритворство, нековарство, откровенность души, — вот что приятно смиренному сердцем Господу. Аще не будете яко дети, не внидете в Царствие Божие».

Болезни

«...Ежели бы Бог вас ни любил, не послал бы обеим вам такого креста – болезни и сострадание. Не был ли угоден Богу Иов праведный? Но некие нестерпимые болезни были ему посланы».

«Болезни не всегда за грехи, но и для искуса посылаются. Св. Иоанн Златоуст страждущих болезнями уподобляет мученикам. Что более таковой чести? Советую вам — будьте терпеливее и благодарнее в немощи вашей. Бог силен устроить сие вам на пользу» (Из письма от 13 августа 1836 г.).

Молитва (Об акафистах).

«Вопрос: Что скажете об акафистах, которыми иные переполняют свои правила?

Ответ: Слова акафиста кто понимает так, как их песнописец, и вникает в каждое их слово, тот и во акафисте молит или хвалит не без ума; только бы он не приписал себе и своему уму чужие труды и чужие слова, псалмы или гимны: мы только их чтецы. Еще не все Давиды, прочетшие Псалтирь, и не все Дамаскины, прочетшие каноны. Лучше простое, всем нам близкое мытарево моление» (Вопросы ученика и ответы старца).

Молитва за умерших.

В пастырской практике часто приходится отвечать на вопрос о молитвах за умерших. Например, можно ли за них молиться, если они и в храм не ходили и пр. Даже за свечным ящиком, неизвестно какими инструкциями наставляемые, некоторые свечницы говорят, что записки о поминовении принимаются только за тех, кто ходил в храм. Получается, что молитва об умерших понимается ими как некое справедливое воздаяние за праведные труды, ими совершенные, или, что еще хуже, как некое свидетельство их причастности избранному обществу праведников. Но еще Ефрем Сирин  писал, что Церковь это не общество торжествующих святых, это толпа кающихся грешников.

По материалам писем, можно видеть, как старец Лев отвечает на некоторые недоумения.

«А что вы прислали деньги для поминовения брата Спиридона и с малодушием вещаете, что якобы вам много за него давать Богу ответ, то это нанесет ему скорбь! Я вам с дерзновением скажу, что поминать ближнего — полезно!» (Из письма от 2 декабря 1831 г.).

Более пространно говорит об этом старец в ответе на вопрос одного из своих учеников (Павла Тамбовцева) о его отце, пожелавшем самому уйти из жизни:

«Вручай как себя, так и участь родителя воле Господней, премудрой, всемогущей. Не испытывай Вышнего чудес. Тщися смиренномудрием укреплять себя в пределах умеренной печали. Молись преблагому Создателю, исполняя тем долг любви и обязанности сыновней.

Вопрос ученика: Но каким образом молиться о таковых?

Ответ старца: По духу добродетельных и мудрых так: “Взыщи, Господи, погибшую душу отца моего, аще возможно есть, помилуй! Неизследимы судьбы Твои. Не постави мне во грех сей молитвы моей. Но да будет святая воля Твоя”».

«Молись же просто, без испытания предавая сердце твое в десницу Вышнего. Конечно, не было воли Божией на толь горестную кончину родителя твоего, но ныне он совершенно в воле Могущего и душу и тело ввергнуть в пещь огненную, и Который смиряет и высит, мертвит и живит, низводит во ад и возводит. Притом Он толь милосерд, всемогущ и любвеобилен, что благия качества всех земнородных пред Его высочайшею благостью – ничто. Для сего ты не должен чрезмерно печалиться. Ты скажешь: “я люблю моего родителя, почему и скорблю неутешно”. Справедливо; но Бог, без сравнения, более, чем ты, любил и любит его. Значит, тебе остается предоставить вечную участь родителя твоего благости и милосердию Бога, Который если соблаговолит помиловать, то кто может противиться Ему?»

«Однако это не отменяет общего правила: молиться нельзя за тех, кто самовольно отказался от веры Христовой, каковым и является самоубийцей, тем более проходивший житие свое хотя и в монастыре, но без послушания. Вот это наставление (Из письма от 18(?) июня 1833 г.)

«А что вам пишут из пустыни, что его можно поминать только дважды в году, то поминовения учинены о тех, кои безызвестными смертями похищены, иные в море потонули, другие от разбойников умерщвлены, другие землею засыпаны и прочими неизвестными смертями (а не сами лишили себя жизни). А как над оными телами, по церковному чиноположению, погребение не учинено от неизвестности, то их два раза в год поминают по приданию св. отец. Молодому человеку своя воля душетлительна и ведет в последствия наиболее пагубные. Вы возьмите в пример Михаила, в монастыре погибшего по своей воле, и хотениям следовавшего, и не послушавшего нашего хотя слабого совета».

«О умершем же младенце, отдайте все на волю Божию, но считайте грехи свои виною сего наказания».

Исповедь.

«Вопрос: Некоторые священники-богословы требуют тончайшего исповедания, для очищения души?

Ответ: Оставим их, это их дело. А могут ли они свои правила выполнить, например, если исповедников у иного 500 в три часа?» (Из вопросов ученика (Павла Тамбовцева) и ответов старца Льва).

Исправление других.

«Вопрос: Видя новоначального брата в некоторых поступках неосмотрительным, или делающим что-либо неблагопристойно, должно ли поправить его?

Ответ: Если ты обязан более внимать себе, если ты не имеешь на то благословение от начальника и признаешь себя подверженным страстям, то не входи никак в те предметы и случаи, кои до тебя не касаются. Молчи. Всяк своему Господеви стоит, или падает.

Вопрос: Могу ли я предложить брату принести покаяние старцу в соделанном вместе словесном грехе?

(Старец улыбнулся) Ответ: Слишком велико твое рачение о спасении брата твоего. Думаю, что помолиться лучше, чтобы Господь Сам то ему внушил.

Вопрос: Могу ли я на исповеди говорить о согрешившем со мною в слове или в деле?

Ответ: Разве ты хочешь каяться за него? Если он не хочет сознаться в своем грехе, говори только о своем: согреших злословием или страстными разглагольствиями, или чем-либо от таковых. Старайся всемерно сам не быть соблазнителем ближних. Врачу исцелися сам (Из вопросов ученика (Антония Бочкова) и ответов старца Льва).

Осуждение

«Вопрос: Что такое осуждение и почему отцы применяют осуждающего к антихристу?

Ответ: Осуждение есть, когда ты, видя или зная грехи, или порок брата твоего, говоришь от сердца: «Он, по моему мнению, достоин или муки, или казни, или болезни». Тогда ты становишься якобы судия ближняго, и хощешь воссесть на престол единаго Судии — Христа; потому за гордое безумие твое ты и применяешься ко антихристу. Ино есть злоречие и оглаголание, но это еще не осуждение. Ино есть соблазн, когда невольно по естественному чувству, душа соблазняется на постыдное дело или слово. Молчание отцев, занимавшихся внутренним деланием, не знало грехов ближнего, а видело только одно свое падение» (Из вопросов ученика (Антония Бочкова) и ответов старца Льва).

Осуждение священника

«Случившиеся с вами искушения при разговоре с о. Стефаном, вашим протопопом, поставляете себе виною, что вошли в не принадлежащий разговор, подобно как овца стала бы учить пастуха. Хотя же вы и увидели, что сокрывается под овечею одеждою и должны беречься таковых и подобных произношений, но суд о сем оставьте самому Господу, ведущему тайны сердец наших, так как он поставлен быть служителем Таин Христовых и достоинство или недостоинство его не могут быть препятствием к совершению таинств. Удаляясь подобных разговоров и соблюдайте прежде сказанное вам мною об обращении».

Духовно-пастырское наследие оптинского старца Макария можно условно разделить на две части. Первая часть — это изданные под его началом творения святых отцов. Это действительно часть его духовного наследия, так как все из изданного было опытно им пройдено, изучено и понято. Это было издание не отвлеченной для него литературы, а книг о подлинной жизни монашеской и духовном делании. Эти издания были его вкладом в духовное просвещение русского общества первой пол. XIX в.

Вторая часть, неотрывная от первой, — это письма преподобного, пересыпанные мудростью от святых отцов, которые являются практическим приложением к их творениям и содержат советы по деятельному прохождению жизни христианской.

Условность этого разделения, при внимательном чтении, будет понятна — творения святых отцов находят практическое применение в жизни адресатов прп. старца через его письма. А сами письма полны не только ссылок, но и преисполнены святоотеческим духом.

Цель христианской жизни.

«Следуешь ли ты должной цели? Наша цель должна быть: ищите прежде Царствия Божия и правды Его (Мф. 6, 33), то есть исполнение заповедей Божиих, очищающих наши страсти и дарующих нам покой и надежду спасения, по неизреченному человеколюбию Божию, а не от дел наших, ибо мы хотя и вся повеленная сотворим, должны считать себя неключимыми рабами (см.: Лк. 17, 10)» (Из письма от 13 июня 1859 г.).

О любви.

«Господь наш Иисус Христос открыл нам, в чем состоит любовь Божия: любяй Мя, заповеди Моя соблюдет (Ин. 14, 21). Посему когда мы преступаем заповеди Божии, то уже нет в нас любви Божией».

Отношение с ближним. Его исправление.

«Главные наши страсти: гордость, самолюбие, а от них гнев, ярость, зависть, злопомнение, поречение ближних, презрение своего сердца; оные страсти лежат в нас сокрыты до случая: кто нам их покажет? а мы, вместо того чтобы благодарить тех людей и стараться об искоренении оных (страстей), воздвигаемся на них (оскорбивших) яростью, укоризною и злопомнением; и сами себя наветуем якоже беси. А надобно бы, чтобы борьба со страстьми нас смиряла и, видя свою немощь, прибегали бы к Богу, прося помощи Его, и получили бы оную несомненно. А мы, напротив, истязуем от других исполнения заповедей, себя оправдывая и тем мир нарушая...».

Страсти.

«За долг считаем Вам напомнить, что главных три вражеских исполина: славолюбие, сластолюбие и сребролюбие, самолюбием укрепленные, — стараются наблюдать и взять власть свою над бедными нашими умом и сердцем».

«Против каждой страсти надобно бороться и противопоставлять ей добродетель; против гордости смирение, против чревообъядения воздержание, против зависти и злопомнения любовь; но когда этого нет, то поне будем укорять себя, смиряться и просить помощи от Бога».

Борьба со страстями.

«Она, когда смирится и познает, что мучат ее не люди, а страсти, коими она действует добровольно, то, обвиняя себя, получит облегчение и успокоение в совести. Труды же не пропадут, когда смирится; ибо Бог ценит труды, но смиренных; а гордых отвергает».

«Когда же мы думаем делами заслужить [спасение], показывается сим наше самомнение, тогда и не подает Господь нам силы к исполнению добродетелей, но паче попускает на нас укрепиться страстям, чтобы мы познали свою немощь и смирились пред Богом, помня оную заповедь (Лк. 17, 10)» (Из письма от 17 июня 1840 г.).

Падения

«Для того то  Господь и попускает нам падать, чтоб смирились» (Из письма от 17 июня 1840 г.).

Святоотеческое руководство: «Читайте отеческие книги, увидите, как надобно против какой страсти вооружаться и побеждать с помощью Божией» (Из письма от 14 октября 1850 г.).

И в другом письме: «Читайте слово Божие и духовные отеческие книги, которые могут Вас вразумить в истинном пути» (Из письма от 31 июля 1853 г.).

«По мере того как Вы стали ознакамливаться с книгами отеческими и узнавать кое-что о духовной брани, и враги душевные стали утончать образы своей прелести» (Из письма от марта 1856 г.).

Гордость

Для монашествующих: «Гордость не разумейте светскую, но духовную, о коей выше довольно написано, что она может укрыться от самого имущего оную».

Для мирян: «Есть грехи, которые и не почитаются грехами: это есть гордость, названная в свете — “благородное самолюбие”. Исполняя дело по должности и в обществе очень хорошо и похвально, самолюбие имеет первое место и служит побуждением, а све мнение дает им цену, и гордится, нимало не считая за грех, а смирения нет... Многие есть примеры, что за гордость Господь наказывает людей различными наказаниями (Навуходоносор) (Дан, 4, 27).

Смирение

«Причиной нашего неисправления и падения есть не одно нерадение, но и паче возношение. И как всех зол виновна гордость, так всех благих подательно смирение» (Из письма от 20 августа 1840 г.).

Смирение, как можно видеть, является основой всякого делания, его общим правилом: «Молитвословия Вашего я не могу ни одобрить, ни похулить; только скажу Вам, что все то приятно Богу, что творится со смирением».

О смирении, как одной из главных добродетелей, старец много пишет тем, кто обращался к нему за советом:

«Видя свои недостатки в добродетельной жизни, невольно должны мы смиряться и каяться пред Господом, но не смущаться и не унывать. Господь же призрит на смирение и подаст свою помощь к исполнению воли Его; ибо без Него не можем мы ничтоже творити» (Из письма Н. Гоголю от 21 июля 1851 г.).

Скорби

«Жизнь человеческая исполнена скорбей, да и в Царствие Небесное многими скорбьми подобает нам внити» (Отцу, скорбящему о лишении сына, кончившего жизнь самоубийством).

«Скорби… восполнят недостаток подвигов твоих монастырских» (Из письма Шматовой А.Н., б/д)

«Скорби пройдут, а вечность не кончаема» (Из письма брату А., от августа 1853 г.).

«Кресты, посылаемые нам Промыслом Божиим, приводят нас к истинному любомудрию, очищают от грехов и свобождают от страстей, приводят к смирению, а о коих вы пишете крестах: похоть плоти, похоть очес и гордости житейской, я разумею действие страстей; при благоразумном рассмотрении увидите, что они смиряют нас, но когда оставляем без внимания, то бываем пленники страстей и разве наказанием Божиим отводимся от них».

«Спрашиваете, от чего происходит скука и Вам, и N. N.? Невозможно без этого обойтись; это есть духовный крест, посылаемый к нашему испытанию; бывает мрачность, томность, безотчетная скука и унылость. Бывает сие и духовную жизнь проходящим, принимайте этот крест со смирением и терпением, а по прошествии оного времени бывает душевное утешение. Есть об этом у преподобного Макария Египетского. Он такое мрачное устроение уподобляет мрачной погоде, буре, дождю и прочее, а после бывает ясно и вёдро».

Молитва

«Не смущайтесь о том, что иногда бывает на молитве рассеянность; о сем я уже писал Вам. Смиряйте себя и успокаивайтесь, то и будут по времени утишаться помыслы. Это — тоже брань вражия. Когда мы принимаемся за оружие — молитву, то он (враг) противостает оной, но смирением прогоняется. А когда будете смущаться, то он больше вооружается».

Советы в борьбе с конкретными страстями

Старец Лев

Осуждение.

«При появлении помыслов, побуждающих тебя к осуждению ближнего за нанесенную им тебе обиду, когда рассвирепевшая буря мысли устремится ко взаимному отомщению, сообрази состояние скорби твоей с бывшим состоянием скорби Спасителя мира. Сей, великаго Совета Ангел, Сын Божий, будучи без греха, терпел великодушно величайшия скорби; не тем ли более должны терпеть горестные случаи мы, – люди грешные, достойные наказаний. Мы должны также более и обвинять себя: в сем случае, оружием самоосуждения мы будем сражаться с возмутителем духа нашего, невидимым Филистимлянином, окрадывающим Богообразный кивот души нашей. Того, напротив, который наносит нам оскорбления, мы должны почитать благодетелем нашим: он не другое что, как орудие, коим Бог устраивает наше спасение.

Таким образом, мы будем почитать обижающих нас благодетелями, и когда начнем приучать себя к самообвинению, тогда неприметно успеем во внутреннем обвинении, тогда сердце наше, с помощию Вышнего, может сделаться в духовном смысле мягким, кротким; человек соделается вместилищем благодати и мира духовного. Тогда душа почувствует такой мир, которого мы в состоянии горести ощущать или, лучше сказать вкушать, не можем. Сей-то мир будет просвещать разум подвижника; заря кротости духовной прострет свои лучи на ум, слово, умное чувство, тогда он удобнее может отразить зло, покорить и посвятить сердце всему тому, что только спасительно. Неудовольствия будут уже казаться радостными и приятными» (Вопросы ученика (Павла Тамбовцева) и ответы старца).

Тщеславие.

«Если ты будешь продолжать послушание с откровенностию, когда не будешь ни в чем настоятельно склонять старших к соглашению с твоей волею, и выискивать их благоволение к себе, если совершенно повергнешь свое ничтожество пред Богом, то всемогущею благодатию Его можешь со временем избавиться от тщеславия. Сия страсть от юности до преклонных лет и до самого гроба нередко простирается: она не только страстных, преспевающих, но иногда и совершенных преследует; почему и требует не малой осмотрительности. Безстрастный Творец лишь может искоренить ее. О! коль трудно избегнуть сего яда, убивающего плоды и самых зрелых добродетелей» (Вопросы ученика (Павла Тамбовцева) и ответы старца).

«Вопрос: Когда я читаю книги Священнаго Писания, то назидательнейшия изречения отмечаю, — должно ли так делать, и полезно ли?

Ответ: Старец мой, которому, с помощию Всемогущаго, повиновался я более 20 лет, мне это запрещал. Назначенные тобою заметки неприметным образом раждают в сердце следы высокоумия, черты пагубнейшей гордости. Это познано из опыта. Когда Бог мира озарит истиннным светом память твою, тогда и без замечаний будешь помнить, где о чем писано и на какой конец. Разум, просвещенный благодатию, укажет тебе в св. Писании все, что нужно для твоего спасения; ибо Писание хотя вообще дано нам от Бога, как бы некоторое руководство к преспеянию, однако имеет свои разделения; например: что особенно относится к властям, что к подчиненным, что к преклонным в летах, что к среднему и малому возрасту, что к инокам, мирским лицам, супругам, девам и проч. Но ты читай книги просто, проси Всепремудраго, чтобы Он начертал волю Свою святую в душе твоей; а когда ты оную исполнишь со смирением, тогда будешь богомудр и остропамятен о Господе» (Вопросы ученика (Павла Тамбовцева) и ответы старца).

Уныние.

«Вникнем, о предостопочтеннейшая, что нам заповедует учитель вселенной, св. апостол Павел, который повелевает с терпением принуждать себя к молитве и к занятиям руками, в уме держать меч духовный, иже есть глагол Божий, то есть творить молитву Иисусову устами. С помощию десницы Всевышнего понудим себя к сему вышеозначенному. Тогда благодатию Божиею вспомоществуемся и укрепляемся, возможем все стрелы вражие разрушить! То есть все исчезнет: леность, уныние и нерадение. — И воссияет усердие и тщание ко всему. К чтению аппетит почувствуешь достодолжный! (Из письма).

Блудные помыслы.

«Что вам попущением Божиим попущена брань блудных помыслов, а особливо мечтаний бесовских, то о сем не удивляйтесь много, что таковую скаредность всезлобный враг в мечтах представляет! Но только, любимая моя дочь, знай, что сие попущение вам попустилось не просто, но за презорство. Видно, в мнениях своих других тайно осуждала и зазирала – а посему тайно и благодать Божия отходит неподалеку от нас и враг алчный, увидя нас беззащитных, отомщает нам и повергает в таковые безместные и скаредные помышления и воображения. Но мы, сим событием наказавшись и до изнеможения утомившись, яко уязвленные и израненные, прибегнем к всеистинному врачу душ и телес наших, Господу нашему Иисусу Христу, яко младенствующие и познавшие на самом опыте свою немощь и ничтожество. Да просим Всемилостиваго Бога, дабы Сам Он отомстит сопернику нашему, соблазнителю диаволу, за нас слабых и впадающих в его горестями наполненные сети» (Из письма).

Покаяние.

«Еще упоминаете, что иногда побеждаетесь блудною мыслью и сребролюбием, - не иметь таковых совершенно мыслей свойственно только ангельскому чину, а не человеческому. Нам же, ежели что и когда прилучится чем и поползнуться, то немедленно прибегаем с покаянием и укорением себя ко врачу Небесному. Человеколюбивый Господь мало того, что прощает наши бесчисленные грехопадения, но еще приемлет истинно кающихся, для сего-то Он, пришед на землю, стал призывать грешников, дабы никто из нас не отчаявался о своем спасении (Из письма 15 декабря 1835 г.).

Истинный пост.

Мария Алексеевна вопрошает мою худость о том, что можно ли кушать ей всю седмицу праздничную скоромное. Ответствую: ежели не противно здоровью и желудку ее, то всячески можно, и церковь святая разрешает всем православным христианам, в гости же, ежели случится в позволительные дни, то и там можно употреблять. Не опровергаю воздержание, — оно всегда имеет свои силы, но не в том его сущность и сила, чтобы пищи не кушать, но да изженет от сердца всякое памятозлобие и сему подобное. — Вот истинный пост, какового от нас паче всего требует Господь (Из письма 15 декабря 1835 г.).

Советы в стяжании конкретных добродетелей

Старец Леонид

Прощение обид.

По многим свидетельствам, отец Леонид никогда не удовлетворялся внешним примирением братьев, добиваясь искреннего, нелицемерного прощения обид с обеих сторон. Он постоянно призывал учеников хранить между собой взаимную любовь, мир и единомыслие. Часто он повторял слова Христовы: «О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою». В ответ на сомнение о том, что отношения между братьями не обнаруживают любви, старец говорит: «Притом мы имеем заповедь Божию любить чистосердечно ближних, а искать от них любви, о том нигде не сказано» (Вопросы ученика (Павла Тамбовцева) и ответы старца).

Стяжание смирения.

Своих чад старец стремился направить на борьбу со страстями, коренящимися глубоко в душе, понимая, что преодоление себялюбия, самомнения, других пороков — гораздо более тяжелый труд, чем исполнение внешних подвигов, которые необходимы, но лишь как средство. Один брат упорно просил отца Леонида, чтобы тот дозволил ему носить вериги. Старец долго не соглашался, объясняя, что не в веригах спасение. Наконец, желая проучить брата, позвал монастырского кузнеца и сказал ему: «Когда придет к тебе такой-то брат и будет просить сделать ему вериги, дай ему хорошую пощечину». Через некоторое время на очередную просьбу брата старец сказал: «Ну поди, поди к кузнецу, попроси его сделать тебе вериги». Брат с радостью прибегает в кузню и говорит: «Батюшка благословил тебе сделать для меня вериги». Занятый в это время делом кузнец, проговорив наскоро: «Какие тебе вериги?» — как даст ему пощечину. Тот, не стерпев, ответил ему также пощечиной, и тотчас оба отправились на суд к старцу. Кузнецу конечно ничего не было. А брату, желавшему носить вериги, был от старца хороший выговор: «Куда же ты лезешь носить вериги, когда и одной пощечины не мог потерпеть!».

Терпение оскорблений

Терпение оскорблений и обид отец Леонид считал необходимым для спасения, он писал духовному чаду: «Того, напротив, который наносит нам оскорбления, мы должны почитать благодетелем нашим: он не другое что, как орудие, коим Бог устраивает наше спасение. Таким образом, мы будем почитать обижающих нас благодетелями. И когда начнем приучать себя к самообвинению... тогда сердце наше, с помощию Вышнего, может сделаться в духовном смысле мягким, кротким. Человек соделается вместилищем благодати и мира духовного. Тогда душа почувствует такой мир, которого мы в состоянии гордости ощущать или, лучше сказать, вкушать не можем. Сей-то мир будет просвещать разум подвижника... Тогда он удобнее может отразить зло, покорить и посвятить сердце всему тому, что только спасительно. Неудовольствия будут уже казаться радостными и приятными».

«Искушении ее [третьего лица, упоминаемого в письме] требуется терпение и сознание своих немощей, признание своих грехов и самоукорение, чтобы Бог презрел и умиротворил враждующих на нее. А ежели будет обходиться с прекословием, вздором и злопомнением, то более воздвигнет на себя гонение и скорби (Из письма от 4 января 1834 г.).

Старец Макарий

Автор одного из первых жизнеописаний старца Макария, наместник Троице-Сергиевой лавры архимандрит Леонид (Кавелин) описывает характерную сцену: «...Строитель позвал к себе отца Макария и просил его принять некоторых к пострижению в мантию готовившихся братий. Вменяя просьбу начальника в приказание, отец Макарий ответил на оную соизволением и смиренным поклонением. Придя после того к старцу Леониду, он застал сего духовного вождя по обычаю окруженного множеством вопрошавших о своих духовных нуждах и недоумениях. Отец Макарий кратко поведал ему, зачем звал его настоятель. Пользуясь этим случаем доставить подвижнику-иноку венец терпения, а других воспользовать его смирением, духовно опытный старец с видом строгости спросил о. Макария: «Что ж, ты и согласился?» — «Да, почти согласился, или, лучше сказать, не смел отказываться»,— ответил о. Макарий. «Да, это свойственно твоей гордости!» — сказал старец, возвысив голос, и, притворяясь гневающимся, довольно долго укорял отца Макария. А тот стоял перед старцем с поникшей головой, смиренно ему кланяясь и повторяя по временам: «Виноват! Простите, Бога ради, батюшка!»

Все присутствовавшие, привыкши уважать отца Макария наравне со старцем Леонидом, смотрели на это одни с недоумением, другие с благоговейным удивлением. Когда же старец умолк, отец Макарий, поклонившись ему в ноги, кротко спросил: «Простите, батюшка! Благословите отказаться?» — «Как отказаться? Сам напросился, да и отказаться? Нет, теперь уже нельзя отказываться, дело сделано!» — сказал отец Леонид, вовсе не имевший ввиду лишать духовной пользы тех, которые вверялись духовному руководству опытного наставника. Цель выговора была иная: искусить смирение преуспевшего в оном старца-ученика и, как выше замечено, воспользовать через то других».

Но при этом было очевидно и то, как старец любил и ценил отца Макария. Однажды он так выразился о степени духовного совершенства оптинских подвижников: «Отец Моисей и отец Антоний — великие люди, а Макарий — свят».

Советы в семейных вопросах, вопросах христианского воспитания детей, отношений с ближними

Просившим благословение на брак отец Леонид обыкновенно советовал обстоятельно рассмотреть ситуацию, обратить внимание на то, чтобы и жених и невеста были здоровы, обеспечены, желательно — были равными по положению и возрасту. Бедным семействам не советовал брать богатую невесту, чтобы не оказаться в зависимости. При этом старец повторял простую старинную пословицу: «Знай сапог сапога, а лапоть лаптя». Вопрошавшим о выборе жениха говорил, чтобы обращали внимание на свойства его отца, а о невесте,— чтобы смотрели на характер матери. Наконец жениху, невесте и их родителям рекомендовал после усердной молитвы прислушаться к своему сердцу. Если при мысли о браке ощущается душевное спокойствие, — то можно решаться на этот шаг. В противном случае, если есть сомнение, безотчетная боязнь, беспокойство и смущение, то стоит еще подождать и поискать.

«Пишите, что Марья Федоровна Ржевская просит от меня благословения выдать в замужество дочь свою за таково-то, если родители жениха и невесты согласны, а потому жених и невеста, то Бог благословит, лишь бы только между ними был мир и согласие» (Из письма от 7 февраля 1837 года).

«В семействе успевайте более терпением и кротостью, нежели строгостью. Как и всегда советую вам во отношении порядка вещей — в семействе успевать более благосклонностью, терпением, кротостью и великодушием, сердцем молите Господа Всемогущего. Если необходимо потребуется и строгость настоятельная, то употребляйте как можно реже». Эта мысль старца, развивая известное изречение апостольское: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела» (Еф. 5, 22–23), обращает особое внимание и на обязательства мужа — быть внимательным, терпеливым и кротким.

В одном из писем молодой девице, старец в частности, указывая ей на ее несемейное положение, отмечает и отличительную черту такового: «Вы, будучи, во-первых, не связаны супружеством, над собою всегдашним подчинением, во-вторых, не обременены обширным семейством детей и прислужницами разных нравов и знания, сами крайне тяготитесь не порядку в приемах. Итак, при помощи Всевышнего да положим благое начало нудиться ко творению заповедей Господних, которые только едины преданы Самим Спасителем для врачевания убогим душам нашим!» (Из письма от 23 сентября 1827 г.).

«Конечно, хотя нужно вам быть в доме по обязанностям таким, чтобы церковь ваша домашняя вам повиновалась, но сие вы можете иметь только чрез благословение, поступки умеренные, строгость и смирение, таковым-то вам желаю. Да благословит вас Господь» (Из письма от 11 апреля 1834 г.).

В чем состоит богатство жениха

«Писанием вашим извещаете вы меня об открывающейся для дочери вашей Марии судьбе поступления в поприще супружеской жизни и просите на сие моего благословения.

С моей стороны не отвергаю сего предприятия. Хотя он и не богат, но ежели добрый человек, да благословит Господь. Богатство состоит не во имениях многих, но в доброй совести, которая и без богатства тленного уже имеет свои награды, и Бог силен даровать им нужное и довольное. Ежели будет на сие воля Божия, то Он и устроит дело сие к совершению, — помолитесь Господу и предайтесь в волю Его святую.

Обрядов неприличных и сборищ неблагообразных делать не советую: исполнить сей пустой обычай против законной совести значило бы то, что поклонитесь идолу. Порицания за сие опасаться отнюдь не должно. Никто из здравомыслящих не признает на сие укоризны, а разве из ветреных кто дерзнет, но на сие нечего смотреть» (Из письма от 7 августа 1836 г.).

Семейный бюджет

«Еще о деньгах, которые она берет тайно и употребляет как бы на полезное, но если от семейства за сие выходит вражда, то судите сами, может ли быть приятна такая жертва Богу. Господь во Евангелии к вам глаголет: “милости хочу, а не жертвы” (Мф., 9,13), — милости, т.е. любви и согласия в Дусе Святом (Из письма от 24 мая 1837 г.).

Отношения к ближним

«Вопрос: Я не вижу в братии любви, и для исследования какого-либо предмета из Священного Писания не нахожу собеседников?

Ответ: Не может быть, чтобы у них не было любви; так должно думать, и по справедливости заключать. Если же ты не видишь в них любви, то это потому, что ты сам в себе любви не имеешь. Покажи прежде сам истинные черты любви, и тогда увидишь, что любовь у них обитает, и к тебе хранится обильно. Притом мы имеем заповедь Божию любить чистосердечно ближних; а искать от них любви о том нигде не сказано. А что они не могут, или лучше сказать, не дерзают беседовать с тобою от Писания, то ты не должен искать сего с ревностью. Где смирение у них, там и простота, а сия Божественная отрасль не испытывает судеб Божиих: она только верою повинуется и до времени довольствуется только теми понятиями, которые ей открывает вера; т. е. не будет Бог о том послушника испытывать: почему он не богословствовал, но почему не внимал себе. Бог не оставит их относительно спасения; если Ему благоугодно будет, то и откроет им тайны Своего смотрения; а разум, просвещенный светом Божиим, по мере веры, выше всякого учения: ибо естественно, разум изобрел учение, а не учение разум. Старайся всемерно сам не быть соблазнителем ближних. Врачу исцелися сам» (Вопросы ученика (Павла Тамбовцева) и ответы старца).

Отношение к родителям

«Заблаговременно оказывать послушание маменьке и ничего не составлять по своей воле; но худо ли или хорошо — как маменька сорассудит и утвердит, на то и понуждать себя, чтобы так исполнить, как маменька утвердила. Писано есть: “Даждь кровь, приими дух” (то есть, хотя и не очень нравится какая-нибудь вещь, у тебя десять мыслей лучших в голову бьют), — ты должна с великим понуждением и пролитием крови согласиться на вышеозначенное маменькой определение и мало-помалу благостию Божию в таковое устроение придешь, что даже за большую тягость будешь почитать, что только по своему разумению доделать или что кому советовать».

«Петр Иванович требует моего совета, как поступить с родителем. Жалко мне его, но нечего делать, — должно потерпеть от родителя, если что не угодное для него бывает. В церковных историях на многих местах видим исполнение заповеди о почитании родителей, какого бы они поведения ни были. Послушай, что тебе и ему скажу: “Чтый отца — очистит грехи свои, чтый отца — возвеселится о чадах своих и в день молитвы своей услышан будет, чтый отца своего — да падет на тя благословение Божие. Чадо заступит в старости отца твоего. Аще и обезумится в чем, не зазри ему и не укори его всею крепостию твоею. Молитвы бо отца незабвенны бывают пред Богом. В хуле не оставляй отца твоего, проклят бо раздражающий отца и матерь свою” (Сир., III, 3, 5, 12-14, 16).

Если же родитель отпустит его с благословением, это дело другое — Бог да благословит его; если же нет, советую потерпеть. Вот вам, что чувствую, то и пишу. Исполнять или не исполнять — это воля его, а я право советую от всего сердца моего, чего как себе, так и вам желаю» (Из письма от 12 декабря 1837 г.).

Проповедь пастыря о Боге

Старец Леонид

Лучшая проповедь, по мысли старца, — это пример личного жительства.

Таковой он и преподавал своим ученикам вплоть до последних дней жизни. Так, при последнем свидании со старцем Львом преосвященный Николай сказал ему: «Долго ли  ты, старец, будешь возиться с народом? Не пора ли тебе успокоиться?» Правдивый и прямодушный старец возразил на это словами: «Пою Богу моему, дондеже есмь». Ответ этот очень понравился преосвященному, он молча предоставил жить старцу по-прежнему. А впоследствии в назидание другим приводил слова отца Леонида. Когда малоярославецкий игумен отец Антоний в 1843 г. просил уволить его на покой, то преосвященный между прочим писал ему: «Прежних времен старцы, в подобных случаях, говорили с царем пророком: пою Богу моему дондеже есмь... Рекомендую и Вам следовать сих богомудрых мужей примеру».

Литургический опыт пастыря

Старец Лев

О приобщении Святых Таин

Сам старец приобщался Святых Таин через две недели в скитской церкви. В письмах к своим духовным чадам он также указывал на необходимость чаще прибегать к Святому Причащению:

 «Вы изволите писать насчет вашего отлагательства к таинству исповеди и святому приобщению и что даже духовник казался вам страшен! Но однако Милосердный Всемогущий Господь изобличил томящего вас злокозненного врага, всевающего плевелы в вашу незлобивую душу, и показал вам явственно, что все мнения оказались ложными и непотребными. А потому положим начало при помощи Господней впредь не отлагать время за время, и день за день, но с усердием, и благоговением, и упованием да потщимся приступать почаще к святым и животворящим тайнам!» (Из письма 26 марта 1827(8-?)).

Отвечая на подобный же вопрос в одном из писем, старец Макарий говорит о должном для Причастия рассуждении: «Пишете, что Вы приобщаетесь Святых Таин чрез каждые шесть недель. Ежели так благословил Вам Отец Ваш духовный, то продолжайте по его назначению; ежели же Вы сами себе так назначили, то советую Вам лучше приобщаться Святых Таин в посты: в Великий — дважды, в Петров и Успенский по одному разу, в Рождественский, смотря по вашим обстоятельствам, раз, можно и дважды. Так приобщаться приличнее, чтобы Ваша особенность не бросалась в глаза другим и Вы не увлекались бы тонкою гордостью (Из письма старца Макария).

Молитвенное правило

«Вопрос: Если я, по случаю отлучки или какого послушания, не могу иметь другого времени для келейного правила, как самое позднее, как поступать?

Ответ: Если ты, быв в отлучке, изнемог, то успокойся; правило оставь, смиряясь, не смущайся о том; а когда послушание будет умеренное, постарайся совершить твое правило, и получишь от того не малую пользу. Так однакоже делай до 10 часов; а когда сие время протечет, то прочитав со вниманием вечерние молитвы, успокойся, творя молитву Иисусову, доколе уснешь, дабы готовее быть к утрени и к продолжению послушания на следующий день, если угодно будет Богу благополучно тебя восставить. Но это должно относиться только к послушникам» (Вопросы ученика (Павла Тамбовцева) и ответы старца).

О поминовении на Проскомидии

«О поминовении на Проскомидии справедливо вам говорила духовная особа, что не должно поминать явно грешников, пребывающих в заблуждении и расколах: по толкованию учителей церковных, чрез соединение частиц, вынутых за их имена с Божественною Кровию, не очищение, но высшее осуждение для них бывает. О грешнике же покаявшемся и полагающим начало к исправлению можно молиться и подавать на Проскомидию» (Из письма от 31 января 1836 г.).

Опыт пастыря в создании приходской или монашеской общины

Создание духовного братства

Настоятель Оптиной пустыни отец Моисей в 1829 г. передал отцу Леониду духовное руководство братией скита. Тогда же старец поселился на монастырской пасеке, где ему был отведен домик в некотором отдалении от скита, чтобы здесь могли бывать все посетители, в том числе и женщины (вход в скит женщинам был воспрещен).

Уклад жизни в скиту был строгий, вот как его описывает Игнатий (Брянчанинов), в то время бывший послушником и учеником старца: «Все скитяне составляли тогда одну духовную семью. Мир и любовь царствовали в ней. Все отличались глубоким смирением. Каждый старался превзойти другого в этом отношении. Даже взглядом боялись друг друга оскорбить, испрашивая прощение при малейшем оскорблении брата. Все сохраняли безмолвие. По кельям друг к другу не ходили. Некоторые только выходили иногда для уединенных прогулок в скиту в ночное время. Новоначальных наставляли не столько словами, сколько примером своей жизни. Благой пример старших братий благодетельно действовал на них, располагая их к подражанию. На общие послушания выходили все обязательно (исключая некоторых почтенных старцев). Дрова для топлива келий собирали сами в лесу. Чай пили только по субботам, воскресным и праздничным дням, собираясь для этого у старца отца Леонида на пасеке. Самоваров же по кельям братия не держали. Приготовление пищи по кельям и вообще держание съестных припасов в кельях было воспрещено. О водке и табаке не было и помину. Для откровения помыслов все братия ходили ежедневно к Старцу на пасеку после вечерней трапезы и у него же в келье выслушивали молитвы на сон грядущим. Больше всего поучал Старец смирению».

Перед отходом ко сну, для чтения вечернего правила в келье у старца собирались скитские братия для получения назидания, откровения помыслов, разъяснения возникших вопросов и недоумений. После чтения Священного Писания — а старец нередко сам читал Евангелие — он разъяснял смысл прочитанного. Келья батюшки была всегда переполнена, некоторые из братии, пришедшие с тяжелых послушаний, сидели на полу, все благоговейно внимали словам старца.

О том, каких правил держался оптинский старец Лев в обращении с духовными своими детьми, можно видеть из его наставления своему ученику, Тихоновскому настоятелю отцу Геронтию. «Во-первых, советую вам возложить себя и вас окружающих Всемогущему Господу и всемилосердой Его воле, поелику Самим Спасителем сказано в Святом Евангелии: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5). А потому мы и должны внимать сим Христовым словесам при всяком начинании: если призовем Его всещедрую помощь, то все благопоспешно устроится и невидимо благодатию Божиею умиротворится.

Также прошу вас и молю, как и прежде вам советовал, не быть тонким истязателем, но всячески держаться умеренности. Что потребует исправления, действия употреблять с рассмотрением и долготерпением».

Однажды говорил со старцем Львом один настоятель о своей братии и между прочим сказал: «У меня такой-то примерно живет». Старец вскочил со стульца своего, бросил свое вязанье и сотворил на себе большое крестное знамение, ударяя с силою в чело, грудь и оба плеча. «Господи Боже мой! — воскликнул он. — Сколько  безумной  гордости в малых словах! “У меня!”, “У меня!”» А что есть у тебя своего? Одни твои грехи, одно твое бессмысленное тщеславие. Монастырь не твой — преподобного; братия пришли не к тебе, а ко Христу, Господу своему, чая спасения от Него. Что ты, подрядчик что ли, а они батраки,  что  ты мне  рекомендуешь одного из них? Хотя бы ты сказал: братия наша находят, что такой-то живет так-то. А ты говоришь: у меня! Господствовать хочешь над братией? Хочешь, чтоб они были твоими крепостными? Да знаешь ли, за что братия соблазнялись на меня в Белых Верегах? Не за чванство мое, а напротив, за то, что я держал себя пред ними слишком просто, что ездил в Брянск в простой телеге, правя иногда сам лошадью. А им хотелось, как и тебе, чтобы настоятель походил на барина. Уже и тогда червь честолюбия стал грызть братские сердца. Из них вышли подобные тебе, а на пользу ли душе было их начальство? Нет, брат, доброго настоятеля из барина не будет. Следовало бы тебе подражать  отцу игумену  Моисею хотя удержанием словес и обдуманностью их. Апостол говорит, что могущий удержать уста силен воздержать и все тело. Помяни мои слова: не быть и тебе воздержному!» Настоятель краснел, но не оправдывался (Жития Оптинских старцев. Преподобный Лев).